За далью непогоды | страница 2



Еще дед старого Вантуляку говорил ему, словно считывая с листа книги великую тайну нганасанского рода, что черный закат ожидает Касенду на склоне жизни, — быть может, он, Касенду Вантуляку, будет последним из нганасан, которому никто не закроет глаза и не будет рядом сородича, чтобы тело его предать погребению. Вантуляку и верил, и не верил этому жуткому предсказанию, освященному заклинаньями древнего предка, но повальная чума год за годом без стрелы и пули выкашивала оленьи стада, редели чумы в стойбищах, и, видя это, помудревший от седин Касенду в конце концов смирился с суровым и непреложным, как закат солнца, предназначением своей судьбы. Если что и поддерживало силы слабеющего Касенду, так это одно только, что ему нельзя было умереть прежде других, и потому он жил: ведь еще кочевали, кочевали по тундре редкие нганасанские чумы, и он долго и терпеливо ждал полного людского безмолвия, какое бывает в черную ночь, когда устают дуть ветры севера и снежные тучи пластаются по горным хребтам…

Внешне спокойно, даже равнодушно встречал он смерть близких, и каждому уходящему в иной мир Вантуляку говорил при прощании: «Ждите, и мы придем». Но иногда нечеловеческая тоска охватывала его, он становился на лыжи и, взяв еще дедов лук и колчан с оперенными стрелами, ходил далеко от чума, в нехоженую тайгу, и странно было родичам его, что такой отважный и меткий охотник возвращался назад без добычи. Это было не так. Он выслеживал самого крупного и самого сильного оленя-дикаря — шагжоя — и горячую кровь его приносил в жертву всевидящим койка: примите дар терпящего Вантуляку, и да продлится в счастии род племени моего!.. Молчали всемогущие койка — боги не внемлют рабам, — и так же молча, без тени попрека, ждал Касенду их кары или их чуда.

И долго потом не хотел он верить, что чудо пришло от лёса советы — от русских, установивших советскую власть в Краю Льдов и Мрака. В самый голодный год, когда уже и сам Касенду прощался с родовым стойбищем, лёса советы привезли нганасанам сухой снег — белую муку, — и нганасаны стали варить похлебку и есть хлеб, и у них снова стали рождаться дети, только ноги у них, как заметил придирчивый Вантуляку, были шибко тонкие и длинные, но это, однако, ничего, рассудил он, быстро бегать будут. И ныне нганасаны слыли гордым и независимым народом, разве только некоторые из них были замкнуты и угрюмы, как в печальной древности от тяжелых дум, но это были все старики, такие же, как Касенду, еще не верившие в конец койка. Зато сам Касенду Вантуляку если не беззаботно, то, во всяком случае, легко принял новый порядок — закон лёса о старых его приятелях койка. Вантуляку не говорил, как молодые, что койка теперь совсем нет, однако, рассуждал он, видно, лёса советы сильней койка и те теперь служат им, как когда-то сам нганасан служил койка. Все это значило для Вантуляку, что на старых пепелищах вновь загорятся костры, поднимутся высокие дымы и будет много свадеб и веселых плясок.