Щеки, нос, уши, затылок, руки Добрики покраснели, как пламя, и кровь побежала, заструилась по жилам. Только ноги не гнутся, стали бесчувственные, словно деревяшки. Пухленькая женщина прижимается к нему, прикасается к его лицу мягкими грудями, жаркими и большими, как подушки. Он чувствует: она шарит у него по карманам, но нет сил сказать хоть слово, он стыдливо улыбается, скорее рот сводит улыбкой, а толстуха наклоняется через него, чтобы зачерпнуть снега, и трет его задубелое тело горячими руками. Мало-помалу он возвращается к жизни. Веснушчатый вертится вокруг них поодаль, не зная, чем еще помочь толстухе, которая без конца делает ему замечания, вытирая потный лоб платком, а рука у нее белая, сдобная, как батон пшеничного хлеба.
— Ну, говори, добрый человек, кто ты и чего здесь ищешь, ведь умри ты, упаси бог, на дороге, никто и не знал бы, кого надо хоронить, ведь у тебя ветер свистит в карманах, при тебе нет никаких документов, никаких бумаг и кто же, грехи мои тяжкие, впустит тебя в свой дом в такую непогодь… Ну, давай теперь растирай сам себе ноги, а ты беги и принеси еще снега… Да не суйся к огню, не то все кости сведет от боли. Грейся полегоньку. Хочешь еще? Дай ему рюмочку, чтобы голос вернулся, я прошла огонь, воду и медные трубы, на мне грехов уйма, много у меня и покойников, добрыми делами поминать их надо. К тому же ты вроде человек порядочный, я же сказала: горячую водку, а не эту!..
— Я ищу Архипа! — выдавил он из себя, как во сне.
— Уж не этого ли! — ткнула толстуха пальцем в полутьму корчмы.
В корчме полно народа, тут и танцовщицы из «Баядерки», и жандарм, что приказал ему ждать на вышке, но теперь он в штатском, тут и водитель грузовика, и однорукий, и жена Силе в новеньких туфлях, и железнодорожник с фонарем, и женщина с ребенком из того вагона… У всех на груди свадебные банты, играет музыка, а девушки так странно танцуют, словно плывут, и он глядит на всех, и сердце полно радости…
Мадам Янку принесла ему новую рубаху, снежно-белую, и говорит, чтоб надел ее, потому что женится, и он надевает ее, ощущая в тонком полотне еще не остывший жар от утюга. Шофер спрашивает, жуя и обжигаясь печеной картошкой:
— А теперь что будем делать, братцы, раз мы взяли власть?
— Тебя назначат заведующим всеми гаражами, — отвечает ему Кенар, — и прикалывает ему на грудь свадебный бант, как орден.
— А я? — спрашивает мясник.
— Ты? Будешь начальником скотобоен. Или директором колбасной фабрики. Согласен? — и прикалывает ему свадебный бант.
