— Говорил же я вам: паровик не желает!.. Теперь можете взвалить его себе на спину и тащить холодненьким, к…
Последние слова заглушил громкий хлопок.
Мальчик решил, что машинист взорвал котел. Угли шипели все злее, хрипели, как задыхающийся человек… Струи пара со свистом рвались во все стороны. Офицер спрыгнул с лесенки и бросился к солдатам:
— Рядовой! Вы все видели! Ты свидетель! Вынужденная оборона!.. Эта сволочь чуть меня не…
Облако пара начинало медленно рассеиваться. Фане Грэдяну перегнулся через паровозную дверцу и застыл, словно внимательно разглядывал кровавое пятно на насыпи.
Перевод А. Ковача.
Седьмого апреля 193… года мой дядя Шувей отправился в Америку. Эта дата мне хорошо запомнилась, потому что тетушка Амалия не упускала случая помянуть о ней всякий раз, когда речь заходила о ее сыне Ионеле Шувее. Так я узнал об этом отважном путешественнике, чья увеличенная фотография висела над постелью старой тетушки Амалии. С наклеенной на картон коричневатой фотографии на меня глядел худенький длинноголовый мальчонка в коротких штанишках, и его мечтательные глаза блестели умным и озорным блеском. Улыбался он настолько ослепительно, что его физиономия походила на рекламу великолепных молочных зубов. Позади него с такой же неестественной улыбкой застыл его отец, дядя Тома, железнодорожник, которого мне не привелось знать; а тетушка Амалия, маленькая, худенькая и такая же живая и проворная, как в старости, казалось, готова была спрыгнуть с фотографии и быстро-быстро затараторить о «бедняжке Ионеле, заблудившемся где-то за границей»… Почему Шувей отправился в Америку, я так до конца и не понял.
— У каждого человека есть свое Эльдорадо, — говаривал дядя Шувей, и я, хоть и не слышал этого собственными ушами, ни минуты не сомневался, что произносил он эти слова с той же живостью, что и тетушка Амалия, их повторявшая. Что это за таинственное Эльдорадо, осталось для меня загадкой. Я только знал от моей говорливой тетушки Амалии, что горемычный дядя Тома отыскал свое Эльдорадо где-то под Плоештью, на полустанке, мимо которого день и ночь катили цистерны с нефтью. А о своем блудном сыне тетушка Амалия беспрестанно твердила, что такой умный, деликатный, благородный и честный юноша, как ее Ионел, может найти свое счастье только в Америке — стране, где сбываются все мечты, где каждого рабочего у подъезда дожидается собственный автомобиль, где любой может найти сокровища Монтесумы. Торопливой скороговоркой тетушка Амалия повторяла на все лады одно и то же, стараясь во что бы то ни стало убедить собеседника, и было понятно, что убеждает она в первую очередь самое себя. Все, кто помнил дядю Шувея, помнил и то, что именно этими словами — «Эльдорадо», «сокровища Монтесумы» «разбогатевший чистильщик сапог» дядя Шувей убеждал родных перед тем, как отправиться в Америку. А теперь тетушке Амалии только и осталось, что плакать о нем, стареть да рассказывать соседям, заглянув к ним за головкой лука, ложкой постного масла или горсткой муки, какие необыкновенные возможности у ее сына, мальчугана в коротких штанишках с пожелтевшей фотографии, уехавшего за сокровищами Монтесумы в Америку, откуда раз или два в год приходили письма. Эти письма она читала и соседям и нам, держа их иной раз вверх ногами. Тогда-то я и догадался, что тетушка Амалия знает эти письма наизусть и что глаза ее, ослабевшие от слез за годы ожидания, уже не могут как следует различать буквы. Как только я выучился грамоте, я писал для нее прошения о вспомоществовании и освобождении от налогов, и начинались они всегда одинаково: «…вдова и мать эмигранта без средств к существованию нижайше вас просит». Я писал под ее диктовку без единой запятой, не понимая — кто же остался без средств к существованию — вдова или эмигрант? Но все это нисколько не мешало мне воображать, как мальчуган в коротких штанишках борется с индейцами, укравшими сокровища Монтесумы; как он летит на сверкающей машине по серой ленте шоссе; как сидит за чашкой кофе и сигаретой на сто первом этаже и озирает из окна всю землю. Мало-помалу я поверил в Шувея-миллионера, Шувея — героя из сказок и легенд и вслед за взрослыми стал глубокомысленно повторять: «Подождите!… Вот приедет Шувей из Америки…» По письмам Шувея было ясно, что он пока еще не нашел сокровищ Монтесумы, и все-таки мы надеялись увидеть его в ослепительном сиянии — он мог явиться в любую секунду и вызволить нас из любой беды. Однако он не спешил. Шли годы — четыре, пять… семь, тетушка Амалия по-прежнему читала изодравшиеся в путешествиях по свету письма. И хотя Шувей писал, что цели своей еще не достиг, тетушка Амалия только улыбалась с неистощимым материнским терпением, восхищаясь сыновней скромностью.
