Напыщенность приветствия насторожила Гортензию. Она холодно кивнула, с подчеркнутой аккуратностью стала раскладывать костяшки, как бы желая дать понять незваному гостю, что его приход лишь на мгновение оторвал ее от игры.
Оскар сдвинул костяшки на край стола и принес плетеное кресло, громко заскрипевшее под тяжестью долговязого гостя. Тибериу Вулкэнеску был невероятно худ: его отовсюду выпиравшие кости наводили на мысль, что ему достался чей-то чужой скелет, а голова, из-за плотно прилегающей обветренной кожи, казалась пожелтевшим от времени черепом, на который напялили огненно-рыжий парик. Гортензия наблюдала, как он ерзает в кресле, не зная, с чего начать разговор. Ей казалось, что раздражающий скрип издают не только пересохшие ивовые прутья, но и сам пришелец. Вулкэнеску наконец устроился в кресле, положил локти на подлокотники и соединил ладони, как для молитвы, словно нарочно хотел продемонстрировать Гортензии свои длинные, нервные и подвижные, точно паучьи ножки, пальцы. Гортензия ощутила непонятный страх…
— Человек с такими руками может рассчитывать на верный заработок! — невольно вырвалось у нее.
— Мадам, у меня есть верный заработок.
— Вы… играете на рояле?
— Ах, вы это имели в виду? Мне показалось, что вы намекаете на сходство с… Вы видели в газетах фотографию руки барона Лупеско? У него точно такие же руки! — Вулкэнеску хрипло расхохотался, плетеное кресло снова заскрипело.
Оскар поспешил вмешаться:
— Мы как раз играли в домино. Я постоянно проигрываю…
— Ну разумеется. Уж я-то знаю, где ваши мысли бродят! Ха-ха-ха… А пропо, мадам, вы слышали о последнем деле барона?
— О каком бароне вы говорите? Я не знаю никаких баронов, — холодно ответила Гортензия и тут же, почувствовав, что ее ответ прозвучал слишком уж нелюбезно, поспешила добавить: — Барон… В наши дни это звучит как-то… анахронично!
— В том-то и дело, что барон не настоящий! Но человек потрясающий, честное слово! Последнее свое дело он провел гениально! Феноменально! Я рассказал господину Эрнсту, и представьте себе, он выслушал меня до конца, хотя каждая его минута больших денег стоит… Интересно посмотреть, как он вымуштровал подчиненных: все говорят только телеграфным языком. Ни одного человеческого слова он и слышать не желает, ибо на обычный разговор тратится слишком много времени, а значит, и денег. Но моя история ему очень понравилась… Вы должны признать, она феноменальна!
— Кто «феноменальна»? — раздраженно спросила Гортензия, бросая Оскару сердитый, укоризненный взгляд.
