— Это хорошо, — сказал я.
— Не сочтите за нахальство, но позвольте поделиться скромным суждением невежды о любви.
— Разумеется, — ответил я.
Обезьяна несколько раз моргнула. Ее длинные ресницы колыхнулись вверх-вниз, словно листья веерной пальмы от дуновения ветра. Затем обезьяна медленно сделала вдох — так глубоко вдыхает прыгун в длину перед разбегом.
— Я считаю, что любовь — топливо, необходимое нам для продолжения жизни. Любовь когда-нибудь да закончится — или же перестанет приносить плоды. Пусть она иссякнет, пусть утратит свою силу, но можно продолжать хранить память о тех, кого мы любили. Память, в свою очередь, станет для нас ценным источником тепла. Без него сердце человека — разумеется, и обезьяны тоже — превратится в заброшенную бесплодную пустыню, где свирепствует лютый холод. И тогда всему конец. Над этой равниной, лишенной солнечного света, не взрастут ни цветы спокойствия духа, ни деревья надежды. И я бережно храню вот в этом сердце… — обезьяна приложила ладонь к своей мохнатой груди, — …имена тех семи красавиц, которых любил прежде. Они для меня — такое топливо, мой собственный скудный источник тепла, что согревает меня холодными ночами, чтобы я смог прожить остаток своей жизни.
После этих слов обезьяна вновь хмыкнула и несколько раз качнула головой.
— Однако… эк меня занесло. «Судьба обезьяны». И смех, и грех. Хе-хе…
Когда мы допили вторую бутылку пива, часы показывали половину двенадцатого.
— Пора и честь знать, — сказала обезьяна. — Простите, я вас совсем заболтал. Настроение такое…
— Нет-нет, мы весьма занимательно побеседовали, — возразил я, хотя эпитет «занимательный» нельзя назвать уместным. Сам тот факт, что за пивом я беседую с обезьяной, — это же уму непостижимо. К тому же обезьяна эта любит Брукнера, а раньше под влиянием страсти (а то и любви) похищала имена человеческих женщин… это уже не просто «занимательно», а вообще невероятно. Но, чтоб лишний раз не будоражить обезьяну, я постарался выразиться как можно мягче.
Прощаясь, я протянул обезьяне купюру в тысячу иен — на чай.
— Это немного, но купи себе что-нибудь вкусненькое.
Обезьяна отказалась было, но я настаивал, и она сложила купюру и бережно сунула в карман рейтуз.
— Большое вам спасибо. Вы не только выслушали историю моей никчемной жизни и угостили меня пивом — так еще и любезно дали карманные деньги. Я вам глубоко признателен.
И, поставив на поднос пустые бутылки и бокалы, обезьяна удалилась.
