- Только сделай это скорей, Марион... так будет лучше...
- Конечно, я приду до появления хазар... - Марион положил тяжелую руку на сильное плечо друга.
- Дело не в хазарах...
- Что-нибудь случилось?
- Ты прости меня, Марион, ты знаешь, мы с тобой как братья... и я сейчас говорю как брату: я решил уйти в горы с семьей... Для меня не было бы большей радости, если бы и ты... - он смущенно замолчал, опустив глаза.
- Ты предлагаешь мне уйти в горы? - потрясенно спросил Марион. - И оставить свой род беззащитным? Чтобы матери прокляли меня?
- Большая часть твоего рода и моего тоже - в горах!
- Я не судья тем, кто ушел, но судья самому себе!
- Дело твое, Марион, - тяжело вздохнул Золтан, - поступай, как знаешь, но я тебе говорю как брату, ты храбр и могуч, но ты - один... И может быть, тебе удастся защитить оставшихся легов - вдов и детей - от хазар, но ты бессилен защитить их от налогов, придуманных персами, от пришлых албан, которым нужна наша земля, от алчности раисов [раис - богач из простонародья, отличавшийся особой алчностью] и несправедливостей шихванов!
- Отойди! - гневно прохрипел, сдерживая себя, Марион. - Замолчи и отойди, пока я помню еще, что мы с тобой как...
- Ты можешь убить меня! Но я сказал правду! - выкрикнул, попятившись, дарг.
- Да, ты сказал правду! Но не забудь: те леги, что ушли в горы, называют себя уже не легами, а лезгами!
- Марион! Пойми, я не могу поступить иначе! Только в горах еще живут свободные люди! Марион, я уйду, но не прощу себе, что оставил тебя одного! Моя душа разрывается! Она раздвоена! - В черных глазах Золтана, забывшего даже о рождении сына, отразилось страдание. - Я хочу вернуться в добрые старые времена, когда один был за всех, а все за одного, но я не хочу потерять родину, тебя!
- Тогда останься, Золтан! - В голосе Мариона вдруг прозвучали непривычно просительные нотки. Он медленно обвел взглядом толпившихся возле них стражников. Вот чернобородый горбоносый Ишбан, вот горячий безрассудный в бою Бурджан. Почему они молчат? Почему потупил глаза медлительный длинноволосый силач Маджуд, по прозвищу Булгар? Много еще в живых воинов, с кем Марион защищал город в последний раз, но нет уже ни одного, с кем - в первый. Ваче был последним из них.
Из друзей только горячий Бурджан смотрел на Мариона открыто и прямо, ничего не утаивая; остальные, встречая взгляд Мариона, или поспешно отводили глаза, или смотрели в землю. И Золтан молча смотрел в землю. Нет, он не останется. Марион почувствовал усталость, такую усталость, какая появляется после долгого смертельно-опустошительного боя, когда боль возвращается в израненное тело, а осознание себя - в душу. Неужели все самое лучшее - в прошлом?
