Почему в России не ценят человеческую жизнь. О Боге, человеке и кошках | страница 42
И последнее. Сегодня почему-то об этих людях, которые или боролись с советской системой, или предпочитали умереть в знак протеста против нее, мы почему-то забыли.
Декабрь 2017 года
Почему реабилитация большевистского ЧК стала неизбежной
И такое бывает. Пришел на шоу Владимира Соловьева (27.12.2017 г.) с верой, что все же в 1991 году состоялась желанная для меня антикоммунистическая революция в России, что мы наконец-то отделили национальные ценности от идеалов Октября. А ушел после задиристого спора с телеведущим о сущности Конституции 1993 года с сознанием того, что я был слишком оптимистичен в оценке тех перемен, которые произошли в моей стране в 1991 году. Если тогда и была, хотя бы по символам, антикоммунистическая революция, то к 2017 году, к моменту празднования столетнего юбилея создания ВЧК, от августовской революции 1991 года мало что осталось.
Да, и во время перестройки, и в переломный 1991 год было много того, что грело мою душу, по определению Пятого управления КГБ – душу «антисоветчика Ципко». И прежде всего – поразительный успех моих статей в журнале «Наука и жизнь», которые расходились в конце 1988 и в начале 1989 года многомиллионными тиражами, где я обратил внимание на азбучные истины коммунизма, на то, что сталинский «большой террор» был всего лишь следствием воплощения в жизнь марксистского учения о необходимости «плебейской» расправы с «отжившими классами». Справедливости ради надо сказать, пока я жив, о том, что эти статьи были написаны по инициативе Рады Аджубей, дочери Никиты Сергеевича Хрущева.
Укрепляло мой белый оптимизм и то, что государственным флагом новой, как тогда всем казалось, навсегда демократической России стало знамя добровольческой армии Антона Деникина. Складывалось ощущение, что мы наконец-то сумели отделить ценности российской государственности от ценностей ленинской гвардии. И самое главное, что, на мой взгляд, свидетельствовало об освобождении страны от коммунизма, так это возвращение права на историческую память, права на знание правды об Октябре, об ужасах чекистского террора, о безумных жертвах так называемых «успехов социалистического строительства». Мне тогда казалось, что после того как русские прочитают запрещенные в СССР «Окаянные дни» Ивана Бунина или «Несвоевременные мысли» Максима Горького, прочитают сборник «Из глубины», дневники Зинаиды Гиппиус, Владимира Короленко, Михаила Пришвина, они никогда уже не будут смотреть на Октябрь советскими глазами.