А если нет дымоходов и сверкающих сокровищ, то нет и привычных, милых сердцу трубочистов.
4
Донделе было шестнадцать лет, когда вместе с матерью он попал в тюрьму семи переулков. Он, Донделе, — с полукруглым ведёрком за спиной, верёвкой, ершом и свинцовой гирей, а она, Асна, — с женским молитвенником под мышкой, проперчённым и просоленным слезами и полным сладостных, столь угодных Господу слов.
В гетто Асна незаметно заколола платье на горле серебряной булавкой, которую жених, будущий отец Донделе, подарил ей на помолвку.
Эта булавка стала приметой, чтобы Асну ни с кем не спутали.
Когда начались облавы на стариков и старух, Донделе замуровал мать в дымоходе на проходном дворе. А когда потом освободил её оттуда, Асна съёжилась и почернела, как головешка. Он еле её узнал. Через несколько дней ему пришлось снова её замуровать, потому что началась охота на детей, а его мама теперь выглядела точь-в-точь как ребёнок.
Хотя в её молитвеннике такого и не было, Асна в гетто без конца повторяла: «Господи, сделай милость, позволь мне дожить до того, чтоб умереть в своей постели».
Ведь её постель находилась очень далеко, вот в чём был смысл этой молитвы.
А Донделе, наоборот, жил и хотел жить дальше, не для того чтобы умереть. Он хотел жить и ради мамы, и ради себя. Хотел жить ради жизни.
5
Поскольку теперь в домах вместо прежних жильцов поселились новые хозяева города, а труб у них над головой никто не чистил, дымоходы заросли сажей, и повсюду стали вспыхивать пожары — новым хозяевам ничего не осталось, кроме как в тюрьме семи переулков разыскать последних оставшихся трубочистов и позволить им свободно передвигаться по городу, чтобы чистить печи. А ночевать трубочисты должны были в гетто, вместе со своими братьями.
Донделе стал одним из немногих, кто поутру с ведёрком и ершом уходил в город и до заката порхал по древним медно-красным черепичным крышам. Издали казалось, что черепица, иссечённая градом, потрескавшаяся, — это черепки, положенные на мёртвые глаза города.
Порхая по чердакам и крышам, Донделе выискивал никому не известные каморки, закутки и переходы с одного чердака на другой. А ещё добирался до бывших соседей с кирпичного завода и покупал у них еду, которую тайком проносил в гетто — на дне полукруглого ведёрка.
Впервые, с тех пор как настало время ножей, как началась резня, Асна улыбнулась. Это произошло, когда Донделе вечером вернулся из города и достал из-под сажи в ведёрке кусок свежего белого сыра. Влажная улыбка едва сверкнула. Так выглядит капля росы на паутине в осеннем саду. Но тут же на белом сыре, который Донделе тайком принёс для неё, Асна заметила чёрные следы пальцев, и капля росы скатилась вниз.
