Как только мальчик достал его из-за пазухи, я сразу узнала это лицо. Те же глаза, голубые, будто капли яда на острие иглы. Левое ухо пришито, отчётливо видны стежки. Не хватает только белого полушубка и меховой шапки, чтобы он снова превратился в коменданта лагеря. Я поняла: Зигфрид Гох теперь тсантса.
Знаешь, что такое тсантса? В предгорьях Анд обитают индейцы живаро. Мстительное и воинственное племя. Когда они берут в плен врагов, или просто подозрительных людей, которые скрываются в джунглях, или полицейских, они снимают у них с головы кожу, варят с соком и кореньями только им известных растений, потом набивают горячими камешками, сушат и опять варят, пока голова не становится размером с кулак. А волосы, черты лица, веснушки, усы — всё остаётся. Эти головы и называются тсантса. Торговля ими запрещена, но ведь и торговля опиумом запрещена! Современный человек обожает всё необычное и запретное, и туристы платят за такие головы бешеные деньги. Тсантса простого человека дешевле, полицейского, палача — дороже. Мне рассказывали, что за голову министра его родные отдали десять тысяч долларов.
7
Кит с радужным хвостом подплывает к старому Яффо. Напрасно пытается море разорвать цепи волн и выйти из берегов. Оно подчинено космическому фельдмаршалу. И дождь убегает на тонких, как струны, ногах.
Вот сидит старик. Газета по-прежнему приклеена к очкам. Старик читал её во сне, теперь проснулся, а новости уже устарели.
Парочка — древо любви — с наслаждением расплетает ветви, но невидимые корни продолжают тянуться к одному источнику.
А что же Груня? Всё ещё скрывается под вуалью. Только единица и тройка сияют в розовом закатном луче.
На горизонте шелушатся пылающие облака, а за ними качается над водой круглое солнышко.
Вдруг Груня резко встаёт из-за стола, и чёрная вуаль разрывается, как на похоронах:
— Он опять чистит апельсины, а кожуру милостиво кидает на снег музыкантам. Но Гадасл не склонится перед ним. Никогда!
1973
1
…И тогда город превратился в закат.
Надгробия на двух чудом уцелевших кладбищах, старом и новом, прятались под палыми кленовыми листьями или под заплесневелым, хриплым снегом. Все надгробия, и большие, и совсем скромные, заросли мхом, провалились, и казалось, это руки утопающих: люди тонут, уже погружаются в омут, и только руки, только пальцы жадно тянутся вверх, ловят пустоту. Ищут последнюю соломинку летнего солнца, чтобы за неё ухватиться.
