Гликеле задумалась, на мордашке пролегла морщинка, которой я никогда раньше не замечал: от светлого пушка у волос над высоким лбом до веснушек на носу:
— В Закретском лесу ворон очень много, Зелёное озеро ещё не отцвело, там купаться нельзя. Так что давай в Верки. Там лес молодой, густой, нагретой смолой пахнет.
— Хорошо, Гликеле, я тоже так думаю. Захватим нож твоего отца, я там две палки вырежу, тебе и себе.
Гликеле так рада завтрашней прогулке, что даже не спрашивает, почему палки надо выстругивать не любым ножом, а именно тем, которым резали скот.
8
У костра на берегу Вилии ребята с моей улицы встречают Лаг-Боймер. Это не простой костёр, его огонь не гаснет в воде. Его огонь порождает в реке золотых рыбок.
Костёр брызжет праздником на испуганные оконные стёкла.
Пришло время, и Гликеле выполняет моё странное желание, забираясь по лестнице, чтобы достать с печи нож для нашей завтрашней прогулки. Я стою внизу, между заслонкой и лестницей, и держу её обеими руками, чтобы она не поехала и Гликеле, не дай Бог, не упала. Пальцы её босой ножки заплывают в мой разинутый рот, и я не могу насытиться их мёдом. Чем дольше держу их в зубах, тем сильнее мой голод.
— Какой нож брать, для скота или птицы? — слышу я сверху голос Гликеле, приглушённый, чтобы баба Цвёкла и аптекарша не услышали через тонкую перегородку.
— Сойдёт и для птицы. — Я стараюсь сохранять спокойствие, а сам чувствую, как в спину впиваются тысячи иголок. И не могу дождаться, чтобы Гликеле благополучно спустилась с лестницы.
9
В молодом, густом сосновом лесу, истекающем смолой, лето тоже молодое и густое. Стыдливо пенится кудрявый, белокурый мох. Солнце и тень играют в прятки. Светятся изнутри деревья, светятся из-под земли их корни, пьют зелёный подземный огонь.
Тишина. Гликеле первая опускается на мох и достаёт из сумки чёрный хлеб с сыром для нас обоих. Мне нравится смотреть, как надуваются и ритмично двигаются её щёчки. Я только ревную к хлебу, который она целует и глотает с таким аппетитом.
Внезапно на белом известковом камне среди зелёной травы появляется ящерица. Раздувает горлышко, посвёркивая бриллиантовой головкой. А вдруг мы с Гликеле в раю, и это не ящерица, а коварный змей, и сейчас он начнёт уговаривать, чтобы мы съели запретный плод?
— Послушай, как у меня сердце бьётся. — Гликеле берёт мою левую руку, недавно освобождённую из гипсовой тюрьмы, и милостиво прижимает к тёплому гнезду, в котором стучит клювом маленькая птичка.
