Там, где ночуют звезды | страница 22



Откуда взялось это прозвище, почему пристало к сироте? Может, потому что её отец, реб Эля, был резником? Но тогда справедливее было бы звать девочку дочкой резника, а не дочкой ножа. Хотя какая там справедливость, её давно нигде не найдёшь…

Прошли годы. Мне не раз хотелось описать свою первую или почти первую любовь. Но стоило взглянуть на свои ногти, когда я брался за перо, как мне становилось стыдно: девочка, имени которой я не помнил, отражалась в них, словно облачко в воде. И соскальзывала с бумажного листа, как с ледяной горки.

Да здравствует память! Сегодня она услышала мои молитвы и шепнула мне на ухо забытое имя:

— Гликеле[6].

У меня камень с души свалился. Вот теперь я могу рассказать о ней, описать её словами.

2

Теперь памяти нечем передо мной гордиться. Я так же владею прошлым, как и она.

Уже зима не зима, но и весна не весна. Скоро Пурим[7], вот-вот должен прийти весёлый праздник, но что-то он не торопится. Висит у весны на носу, а она всё не может чихнуть. И гоменташей[8] ещё нет: будто мама в прошлом году посеяла их в огороде, и они скоро должны вырасти на грядках.

А пока они не взошли, мама посылает меня к Рейзе-Эйдл за селёдкой. Моя добрая мама заметила, что я начал с большой охотой выполнять это поручение, с тех пор как торговка Рейза-Эйдл стала заворачивать селёдку в газету; меня влечёт не серебристая солёная рыба, а сладкие, нежные слова, которые говорят друг другу герои и героини газетных романов. Но лавочница не всегда доставляет мне такое удовольствие. Бывает, я возвращаюсь домой обманутый, с селёдкой, но без обрывка промасленной газеты.

В тот день меня ожидало необычайное приключение: в лавке Рейзы-Эйдл я встретил Гликеле. Правда, мы уже давно знаем друг друга. А как же иначе, если мы живём на одной улице, в соседних дворах, разделённых серым, в трещинах, забором. Но то, что её отец — реб Эля, а реб Эля — резник, и я собственными ушами слышал, как куры проклинают его накануне Йом Кипура[9], возвело ещё один, невидимый, забор между мной и его дочкой.

Однако сейчас, в лавке Рейзы-Эйдл, преграда исчезает. Разве Гликеле виновата, что куры проклинают реб Элю? Он же ей отец, а не сын. А уж саму-то Гликеле куры не проклинают, в этом я уверен. Может, даже наоборот, благословляют. В прошлом году её мама умерла от тяжёлого коклюша, из жалости к Гликеле я проводил гроб до Зелёного моста. К счастью, у Гликеле есть бабушка, баба Цвёкла. Она любит Гликеле, а Гликеле любит бабушку Цвёклу гораздо сильнее, чем отца.