Виолетта громко рассмеялась.
— Послушай, Клим, не скажу, что мне было приятно во время секса с тобой слышать её имя.
Но теперь мне на это наплевать. Я ведь мечтала о тебе с той самой школьной поры, когда мы, напившись шампанского, целовались с тобой.
И сейчас это наконец-то случилось. Так, что не казни себя сильно… — Ты сильно любишь, свою Дульсинею? — спросила она. — По телу Клима пробежали мурашки, этот вопрос застал его врасплох.
— Наверное, уже не сильно, — прохрипел он. — Я ведь был с тобой, и мне хотелось этого…
— Нет, ты любишь её, — утвердительно сказала она. — Климу не нравились расспросы подобного рода, к тому же он сейчас презирал себя за то, что в постели упоминал имя Дуси. — Она тебя обидела? А может, она наставила тебе рога? — стала выпытывать его Виолетта.
— Извини, Виолетта, но я сейчас не хочу говорить на эту тему, — устало бросил он, идя к двери. — Я позвоню тебе…
— Не позвонишь, — усмехнулась Виолетта. — Никогда не давай девушке обещания, которые не собираешься выполнять. — У тебя будут учения, стрельбы или что-то ещё в этом роде…
Клим подошёл к ней, обнял за плечи и поцеловал в шею.
— Ты ошибаешься, Вик, я позвоню. Пока…
Виолетта закрыла за Климом дверь. Накинула на себя шёлковый халат-кимоно, взяла недопитую бутылку «Мукузани» и прошла в зал, к камину. Там забралась с ногами в кресло, стоящее у камина, и налила доверху бокал вина. Выпила…
Боже, да что же это такое! Как долго она молила господа Бога об этой встрече. Как тосковала все прошедшие годы о своей первой любви, о том, кто так и не дал ей шанс быть любимой и связал свою судьбу с другой.
Вопреки всему, она вышла замуж за богатого возрастного казаха, чтобы доказать всем, что она будет сказочно богата и все ей будут завидовать.
И вот сегодня наконец-то получив шанс, она его упустила! Позволила Климу Ломакину уйти от неё навсегда. Что было не так? Почему он ушёл? Неужели он никогда не сможет разлюбить свою Дульсинею, а она никогда не будет счастливой? Какая я же идиотка! — подвела она нерадостный итог своему самобичеванию.
Виолетта подошла к бару, отыскала в нём бутылку кубинского рома, этот алкоголь любил её благоверный, налила себе половину бокала и, не морщась, выпила большую часть напитка.
Ей хотелось плакать, как тогда в юности, когда она впервые узнала, что Клим и Дуся составили пару.
Но она запретила себе плакать. И она не плакала — глаза её были сухими. Плакало её сердце навзрыд теми слезами, что невозможно иссушить.
