Мы летели над огромным озером. В озере плавали кувшинки. На берегу кто-то пел песню, кто-то жег благовония, кто-то играл на бубне, кто-то считал звезды. Где-то квакала лягушка и ей вторила квакушка. Где-то далеко в курятнике мне послышался крик петуха, молодого, ещё не опытного с надрывом в голосе, но который уже разрезал небо. Он резал небо какими-то фиолетовыми линиями, а где-то вдалеке загорался красивый восход. В полях падали росы. Нагие девушки бегали, купались в росе и кричали: Любовь! Любовь! Любовь!
Всё это смешалось в огромный хоровод и уходило в самую глубину синего неба. И тогда я поняла, что созерцала сотворение Любви.
Любовь… Что же это за состояние такое?
Когда действительно любишь, любишь только одного или можно любить сразу нескольких? Или тогда это не любовь? Но иногда бывает так, что вроде бы любишь и одного и другого. Тогда что это? И как разобраться, с кем быть? Ведь все время быть с двумя не получится, а когда с одним — чего-то не хватает…
— Батюшка, что же такое получается, Вася мне нравится больше. Но почему же мне с Колей так хорошо? Что же в нем есть такое, что он делает так, как не может делать Вася?
Батюшка перекрестился и сказал: Да, пахтует он твой океан Вселенной, твое бессознательное, самой глубиной и длинной своего осознанного.
Господи, да пребудет твоя суть и твоя внутренняя раковина в счастье, — сказал так отец Никодим и ушел восвояси.
Как стояла, так и остолбенела. Ничего не поняла. Поняла, что прокололась. Поняла, что рассказала, что имею еще одного. Но самый большой грех Батюшка так и не узнал. Был у меня еще третий, которого я любила как мальчика, как маленького ребенка, как свое продолжение, хотя ко мне он отношения никакого не имел. И чувствовала я над ним ответственность матери. И чувства стыда у меня не было. Заходила я к нему как женщина, как возлюбленная, а становилась матерью и начинала поучать. А он в это время все порывался постучать в мой внутренний колокол…
На мгновенье она вынырнула из своего сна и вновь погрузилась в самую его глубину.
Опять сновидения, опять он, опять эта кричащая из глубин неосознанность. Опять что-то такое, куда весна загоняет нас. Может это дебри цветущей черешни, опадающей снежными лепестками, полной завязей. А может воспоминания, заставляющие набухать соски и что-то там глубоко на другом конце маятника. И сердце начинает стучать по-другому, и птицы поют все время все об одном и том же и мухи жужжат: «Любовь! Любовь! Любовь!»
