Но прямо сейчас, в эту самую минуту, лежа под уютным уродливым пледом, он думал не об этом. Он думал только о том, как все начиналось. И как он дошел до этого? Тогда, в начале, они все были полны надежд и мечтаний. Он так глубоко погрузился в колыбель воспоминаний, что почти физически ощущал трепет, с которым он впервые, слегка дрожащими руками, перелистывал страницы газеты в поисках своей статьи и, конечно, имени, Даррен С. (теперь уже просто Д. С. — так больше лоска), под ней. Добравшись почти до конца, перевернув почти все листы, он наконец увидел жирные буквы, символизировавшие тогда название колонки. «Dell’arte» Он знал, что где-то здесь напечатаны его слова. Обессмерчены его мысли и, посредством этого, он сам. Ему не сразу удалось рассмотреть заветные шесть букв своего имени. Его глаза нервно бегали по казавшимся сплошным тексту и никак не могли сфокусироваться на нужной строке. И вот он все-таки нашел то, что искал. Взгляд застыл. Губы растянулись в одной из тех глупых улыбок, которыми выдают себя счастливые люди. Первым чувством охватившем его, было облегчение. До последнего он не верил, что тернистый путь к успеху действительно приведет к звездам. Ведь тогда, держа в руках несколько широкоформатных листов, рассыпающихся в руках, как им это свойственно, он вначале и не думал увидеть там то, на что надеялся. Это переживание было лишено каких-либо на то оснований и все же не покидало его с момента сдачи финальной версии статьи в редакцию. Он ожидал провала. Ожидал, что его «вырежут» в последний момент. Не хотел этого, безусловно, но был морально к этому готов. Философия эмигранта всегда в действии. Именно поэтому первым чувством стало облегчение. Значит, он действительно на верном пути. За облегчением последовала головокружительная смесь из радости, восхищения, гордости и волнения, связанного с будущим. Он тут же позвонил домой родителям и даже выслал им один экземпляр почтой. Больше он этого не делал.
И он уже не чувствовал всего этого. Он даже не помнил, что эти чувства значат. Он помнил только названия и то, как отмечал их присутствие. Иногда, как в эту ночь, Даррену хватало и призрачных напоминаний об эмоциях, на которые он когда-то был способен, чтобы дать понять ему, что сдаваться и посылать все к чертям было бы не самым мудрым решением.
Интересно, что стало с остальными? Даррен слишком редко появлялся на общих сборах и почти не говорил со старыми коллегами, а новых и вовсе не признавал. Он мог быть уверен только в одном — Мэтт, их неунывающий вождь, остался прежним. Только Даррен на него смотрел совершенно другими глазами. Шесть лет назад энтузиазм и фанатичное следование своим принципам главного редактора вызывали в нем чувства, близкие к поклонению. А сейчас этот бескрайний оптимизм только раздражал. Неужели он не понимает, насколько хрупко их положение? Ведет себя так, будто естественный отбор отменили вместе со способностью приспосабливаться к изменяющейся окружающей среде. Но Мэтт отказывался меняться. Он был уверен, что лучше в очередной раз прогорит и начнет все с нуля, чем предаст самого себя. У Даррена подобный идеализм вызывал разве что презрительный смех. Остальные оставшиеся из пионеров «
