По ту сторону | страница 48



» прошла первые испытания рынком, нашла своего читателя и стала набирать популярность, уже мало кто захотел бы уйти оттуда. А Мэтту становилось все сложнее отбирать кандидатов — которые теперь шли нескончаемым потоком — на работу в теперь уже крупном издании, расположившемся в куда более престижном районе города.

За эти годы жизнь разительно переменилась у всех, кто когда-то начинал строить одну мечту на всех. Но у Даррена она пошла совсем не по тому пути, на какой он рассчитывал. Он работал как никогда усердно, днем и ночью, не жалея себя. Да он на первых порах и не чувствовал усталости. Только эйфорию оттого, что у него получилось… Он смог. Никто в него не верил, а он смог. Он совершенно забыл о том, что такое личная жизнь. Писал за себя и, на начальных этапах, когда народу еще не хватало, за других. Его перфекционизм достиг пика. Он хотел доказать всем, и в первую очередь — самому себе, что он чего-то стоит. И не просто чего-то, а чего-то большого, даже грандиозного. Он все реже контактировал с семьей, считая, что они «ограничивают его». Если в первый год своего отсутствия он старался навещать их по крайней мере раз в месяц, то постепенно визиты сократились до праздничных, да и то его приходилось туда заманивать. Он всегда находил отговорки — работа, конечно же. Ваш сын теперь успешный человек, мам, пап, у него вполне может и не оставаться на вас времени. Он не слышал укоризненных нот в телефонной трубке, лишь волнение. Береги себя, сынок. Грубый голос отца лился с неспешной гордостью и едва прорастающей сквозь нее печалью. Мы скучаем, приезжай скорей. Да-да. Только он больше не скучал. Это тоже перешло в наследство старому Даррену. Новый Даррен ни по кому не скучал. Ведь он ни к кому не привязывался.

Его планы и амбиции росли, и старая квартира на окраине становилась им мала и тесновата. Тогда Даррен переехал в новую, просторную, обставленную по последней моде квартиру в одном из центральных районов города. Он сразу полюбил ее за то, насколько непохожа она была на то, что окружало его раньше. Она была антиподом его прежней жизни. Он хотел стать достойным обитателем такого жилища — гордым, независимым и, конечно, превыше всего — успешным. И вновь, как по мановению волшебной палочки, все прошло по плану.

Даррен уже не смог бы вспомнить, когда именно он начал перегорать, как не замечаешь поначалу, как прямая дорога, по которой ты шел, начинает идти под уклон: сначала почти незаметно, а потом наклон становится все больше. Так и Даррен очнулся посреди пути, когда подняться наверх без посторонней помощи уже не смог бы. Остается либо стоять на месте, либо двигаться, но только по наклонной вниз. И он двигался, все ниже и ниже погружаясь в темноту. Избранный путь уже не радовал его, но оставаться без движения было и вовсе невыносимо. Он стал терять интерес. Теперь он старался делать все как можно медленней и вкладывать в это гораздо меньше сил — лишь бы замедлить спуск. К тому моменту он уже достиг всего, чего, как ему казалось, хотел. Работа на этом этапе его жизни волновала его исключительно как источник заработка и возможность соблюдать приличия, поддерживать видимость нормальности. Крайне редко он получал от нее удовольствие. Его вообще перестали радовать вещи, занимавшие раньше. В лучшем случае, он испытывал некое облегчение из-за того, что мрачные мысли временно покидали его. Но это облегчение было пустым. Оно впускало лишь бестелесные призраки эмоций, неспособные заполнить растущую внутри дыру. Отвлекаясь от работы, он иногда находил в себе силы предпринять новую безуспешную — и, по сути, обреченную на провал — попытку выбраться из своей мрачной ямы, залезть вновь наверх, к свету. Но там, внизу, скользкая, прогнившая почва уходила у него из-под ног и пусть ему удавалось наткнуться на сухой, крепкий участок, подняться достаточно высоко не удавалось — подъем был слишком крутым, а Даррен чересчур быстро выбивался из сил. Так и барахтался он, стремительно приближаясь ко дну, с которого уже не подняться, стремясь к свету и страшась его.