Так, на смену мрачным мыслям о человеческом предназначении и скоротечности жизни пришли язвительные, готовые вот-вот разлететься по миру замечания относительно очередного литературного провала современности. И неважно, что книга еще не дочитана. Что уж там, она едва начата. Угрюмый настрой Даррена усугублялся гнетущей погодой за окном, а потому он посчитал, что его едва сформировавшееся мнение должно быть увидено как минимум той частью населения планеты, у которой имеется доступ к интернету. Он уже мысленно блуждал среди эпитетов, метафор и сравнений, когда раздался звонок, вернувший его к реальности.
— Да? — ответил Даррен, еще не до конца стряхнув с себя задумчивость.
— Все читаешь, умник? — раздался в трубке вечно бодрый и (возможно, именно поэтому) ужасно раздражающий голос его младшей сестры Марты.
— Приходится стараться за двоих.
— А ты все шутишь! Как у тебя дела? Как работа? Представляешь, Стива повысили! Мы так рады!
«Права была Дейзи», — подумал Даррен, — «нет для девушки в наше время ничего лучше, чем быть хорошенькой дурочкой».
Как только он услышал в трубке голос сестры, ему сразу стало ясно, что особо к ее монологу можно не прислушиваться. В зависимости от количества и важности накопившихся у нее за время ее отсутствия в его жизни новостей ближайшие десять, а то и все тридцать минут будут посвящены исключительно ее персоне и тому, что ей кажется жизненно важным. Конечно, самые увлекательные детали она оставит для личной встречи, которая как раз должна была вот-вот состояться, иначе разговор затянулся бы на несколько долгих часов. По телефону она давала только общую сводку, подкрепляя ее своими чересчур эмоциональными комментариями. Ему оставалось только стиснуть зубы и бормотать бесконечные слова согласия и удивления. «Ага», «конечно», «ясно», «правда?», «ничего себе». Они врывались в ее речь абсолютно хаотично, без какой-либо привязки к контексту, но она, кажется, этого вовсе не замечала. Ей достаточно было слышать голос собеседника, дававший ей знать, что связь не оборвалась и она по-прежнему на связи. Хотя даже если бы Даррен вовсе молчал, она продолжала бы радостно тараторить что-то, лишь изредка прерываясь, чтобы спросить: «ты меня слышишь?» или «ты еще здесь?». Слышал ли он ее? Это спорный вопрос. Периодически, когда Марта в порыве эмоциональности повышала голос, вспышки еще не утихшей головной боли пробуждали Даррена и впускали в его сознание обрывки казавшихся ему совершенно бессмысленных фраз. Цепляясь за них, Даррен выстраивал диалог с сестрой, плавно перетекающий в монолог, которому не суждено было покинуть пределы его воображения.
