Вот что сказал тот зверь, вот что поведала нам старуха. Поняла я тогда — тот, кто меня похитил, кто ее в живых оставил — одно и то же чудище!
А потом вдруг явился один егет. Сказал, что он с Урала. Осматривал он дворец и там встретил меня. Ушел он, и вскоре смежил мне веки сон. Очнулась я ото сна, почувствовала, что лежу на земле. Вздрогнула я, вскочила на ноги, огляделась по сторонам. Не верила я собственным глазам, Снова и снова смотрела вокруг, как, голубея в тумане, вздымаясь к облакам, передо мною лежал мой родной Урал.
А невдалеке, словно коварный глаз, улыбающийся сквозь ресницы, проглядывало сквозь камыши озеро Шульген!
Я смотрю, а луга утопают в цветах, по лесам и горам разливается пение птиц, проворный свежий ветерок растрепал мои волосы… Как только увидела я снова родные края, сердце мое переполнилось радостью!
Вскочила я проворно, хотела бежать, вижу — неподалеку от меня сидит какой-то егет… Сердце мое забилось сильнее, и я не смогла удержаться — подошла к нему… Пригляделась… Это был тот же самый егет!
А перед ним стоял тулпар, словно ждал, когда батыр поскачет в бой… Чудесен тот конь, изукрашен богато — седло его в золоте и серебре, лучшей кожи подпруга на нем, чепрак жемчугом украшен, с тисненой кожей по краям, с застежками из кожи оленьей. Стремена у него серебряные, лука седла — золотая, сердоликом увенчана, плеть змеится на ней, а к седлу хурджун приторочен.
Нагрудник на коне сафьян отделан, подхвостник на крупе лежит, недоуздок шелковый, уздечка — с удилами двойными, а поводья к луке прикреплены…
Грива крутая у того тулпара, шерсть жесткая, спина, как у щуки! Весь поджарый, ребра гладкие у него, а ноги, как у зайца. Круглы его копыта, морда заострена, уши торчат, словно камыши, ноздри широкие, грудь — высокая, как у сокола, медью отливают его глаза, шея петушиная, челка легла по обе стороны лба, нижняя челюсть заострена, губы сжаты.
Разговаривает он человеческим языком, тому егету советы дает. Таков этот небывалый, невиданный конь! И вот он слушается того егета, что вызволил меня из плена. Не сказал он, что в жены меня возьмет, на честь мою не посягнул, в путь меня проводил, а сам со мной не пошел, хотя и звала его я с собой!
Выслушал народ эту речь, подивился немало. Поднялся тут великий шум, все только и говорили, что, должно быть, это был тот самый бессмертный старик, потому простому человеку такое не под силу…
Поднял тогда руку Масем-хан, внимания к себе призвал. Успокоился постепенно майдан, стихли разговоры, тишина звенящая установилась. Медленно и торжественно сказал тогда владыка земли:
