И в этот момент всё было точно так же. Накладывая половником кашу, Я почувствовал, что что-то потянуло меня изнутри. Судьба иль нет, но в тот же момент в кухню вошёл Артур, сильно распахнув дверь. Дверь ударилась о стенку, полка над плитою затряслась и сверху мне в руки упала та самая книга, которую читала Лада, сидя у окна. Держа в одной руке половник, в другой книгу Я не сразу сообразил что случилось. Только нутром Я почувствовал испуганный взгляд Лады, который метался между мной, книгой и Артуром. Я посмотрел на книгу, на ней было написано «Фантазии женщины средних лет». Потом посмотрел на Ладу, у неё на лице была надпись: «Не говори про книгу!».
Артур кивнул в знак приветствия и сказал:
— Ребят, вы это, за шум извините, но начинать уже пора. Я вас в общей комнате жду, — выйдя из кухни, он аккуратно прикрыл за собой дверь.
Повисло неловкое молчание. Я ещё раз взглянул на книгу, (с каждым взглядом на обложку лицо Лады краснело всё больше и больше) и положил её на место, на верхнюю полку над плитой, аккуратно задвинув книгу к самой стенке. Мои шаги по кухне до своего места скрасили тишину. Я слышал про эту книгу, многие мне советовали её прочесть, да вот что-то у самого руки до этого дела не доходили. Рассказывали, что это суровый эротический роман, чуть ли не самый откровенный и жестокий за всю историю откровенных романов. Что такого страшного в эротическом романе? Для девятнадцатилетнего парня может и ничего, а для девочки тринадцати лет?
Я посмотрел на Ладу. Её лицо застыло, как восковое, и лишь только нижняя пухлая губка немного подрагивала от волнения. Щёки горели алым цветом, а большие голубые глаза в любую секунду были готовы пропустить две тонкие прозрачные струйки.
Передо мной опять сидела маленькая девочка, со своим детским интересом ко всему, что не известно и уж тем более запретно. Глупо было полагать, что даже при самой развитой сообразительности и богатой эрудиции человек способен перепрыгнуть пропасть длиною в десять лет. Вполне естественно, что Лада, как и все её ровесницы, в городе, в деревне, в лесу, интересуется тем, что по какой-то глупости считается постыдным. Просто в отличие от тех её ровесниц, которые, к сожалению, пошли путём «пока мыслитель мыслит, деятель делает», Ладе хватило воспитания и ума, найти ту самую золотую середину между естеством и культурой, к которой она так сильно стремилась.
Могу поклясться своим здоровьем, если бы Я ещё минуту помолчал, Лада бы разрыдалась, как пятилетний ребёнок, и со словами «Дядя Миру, Я так больше не буду!» кинулась бы мне на шею. Это было бы не хорошо.
