Как зашёл Еремей в село, его встретила девушка лет двадцати, чистой русской красоты. Длинную косу она прятала за шерстяным платком, а на коромысле несла два ведра со студёной водой с речки. Яркий румянец выдавал в девушке крепкое сибирское здоровье, а сияющий взгляд — озорство и силы юности. Дыхание Еремея замерло в восхищении. Не помнил он тогда ни о возрасте своём, ни о том долгом пути через лес, который ему пришлось пройти, ни о голоде. Сорвавшись с места, не думая ни секунду, он подхватил у девушки коромысло и, как лёгкую веточку, погрузил его себе на плечо.
— Что ж ты, красивая, тяжесть такую таскаешь, — обратился он к ней, смотря в кристальные до прозрачности глаза.
— А кому таскать то ещё, как не мне. Отец старый, а Я у него одна, вот и таскаю, — голосок девушки был мягким, тонким, но в тоже время сильным и уверенным.
— А помощник твоему отцу не нужен? — спросил Еремей красавицу. — За службу попрошу лишь еды три раза в день, да валенки.
Девушка с улыбкой посмотрела на лапти, связанные Еремеем из куска брезента и шнурков, а после на лицо Еремея. Не было в этом лице ни усталости от преклонных лет, ни страха, ни алчности. Не внушал этот мужчина ей опаски, а напротив распространял по всей её душе неуловимое родство. И тут же стал Еремей, вроде как чем-то и на отца её похож, как в молодости, на фотокарточках, и даже запах от Еремея исходил какой-то родной, как из дома.
— Нужен… — как то с осторожностью, ловя себя на мысли что слишком долго всматривается в глаза незнакомца, сказала девушка.
— Ну, так пойдём, поговорим с отцом. В какую сторону шагать?
— Вон туда, — девушка указала в сторону улицы ладонью одетой в меховую варежку.
— Ладное направление. А как звать-то тебя?
— Настасьей Кирилловной по батюшке будет.
— Ну, пошли тогда Настасья Кирилловна.
— Угу, — девушка кивнула и пошла следом за Еремеем, как будто не она, а он вёл её по дороге к дому её отца.
