…многоточiе, какъ сочная горечь долекъ грейпфрута, его пластинокъ Милвы.
Оберега-Синатры.
«За пятьдесятъ» ему и онъ въ экспедиціи (станція Тайга; таёжная смолка, запахъ гранёнаго чая и холода вьюги, что за окномъ СВ).
Домъ безъ хозяина; ковры и портьеры. Вотъ стѣнка — лакомъ покрытый сѵмволъ эпохи.
Собраніе на полкахъ книгъ.
За тюлемъ — дворъ; мужики въ домино играютъ. На окнѣ растеніе-декабристъ и горячаго бѣлья изъ-подъ утюга стопка.
Въ бѣлёной комнатѣ заставлено зеркальное трюмо. Въ ящикахъ: лакъ… бигуди и помада; фотоплёнки «Свема» забыты въ дальнемъ углу.
Ушедшей эпохи… какъ памятникъ отъ безымяннаго скульптора неизвѣстному солдату.
Береста сухая, какъ ирисъ (тонкій серпъ, цвѣты въ волосахъ, изъ цвѣтовъ полотно иконы). Многогранная простота сверхплотности: простота мягкихъ травъ, мягкой кожи, смолъ.
— Земляничная хлябь.
— Ягодная топь.
— И зиму пережившій весенній сиротливый камышъ.
* * *
Чрезвычайно смоляной, съ отзвуками крѣпкаго чёрнаго чая и камфоры кедровой коры. Густой и уютный — подъ унты, подъ малахай, подъ свитеръ крупной вязки съ высокимъ воротникомъ (и рукавицы изъ волчьяго мѣха).
…въ глухомъ лѣсу, стряхивая пепелъ съ папиросы, прочистить стволъ охотничьяго ружья.
Ситуація погружённости въ суету, при полной отъ неё отрѣшённости: Ленинградъ, станція Горьковская, Александровскій паркъ въ снѣгу. Пальто, перчатки, шарфъ въ два оборота.
Предпраздничный мѣсяцъ декабрь.
Съ тѣхъ поръ, лишь пара кустовъ бузины осталась, что росли по обѣ стороны отъ нашего крыльца (а прошлое, какимъ бы тернистымъ оно ни было, представило прекрасную возможность: видѣть на его фонѣ живое).
Онъ былъ, есть и будетъ такимъ… Такимъ, какъ кладовая съ пылящимся сукномъ шинели. Кладовой, въ которой ждутъ своего хозяина тяжёлые тюки памяти и дѣтскія пижамки внуковъ (сандальки подъ полкой справа; тамъ же, гдѣ пылесосъ). Бинты, изъ целлулоида офицерская линейка и одревесневшая кора цвѣтовъ далёкаго Байкала.
Достойная сладость грусти или, если угодно, ароматъ печали и статуса. Словно слѣдъ помады любимой женщины. Словно пудра изъ сухихъ берёзовыхъ листьевъ (личная комната съ исключительнымъ видомъ — коридоры Двѣнадцати коллегій и ея пальто въ «гусиную лапку»).
Совѣтская жена, любовница и другъ… Капуста на Исаакіевской въ сорокъ второмъ.
Обязывающая элегантность бѣлыхъ цвѣтовъ съ жестяно-кореннымъ оттѣнкомъ
«…всё наше рѣшилось, всё поломали, всё заросло».
Александръ Пушкинъ
