Тогда, получалось бы что я и понимающая и говорящая собака.
Жаль, что у меня нет собаки.
Вчера весь вечер я так промаялся. Еще к тому же долго не мог заснуть. Но на хрена эти все дневниковые записи.
Я сидел на уроке английского и опять маялся. Маленький кабинет, в шесть парт, был затоплен солнцем, за окном таяли последние грязные ледяные кочки, пуская воду по быстро просыхающему асфальту. Училка, Людмила Ивановна, коротенькая старушенция, советской закалки, опять диктовала нам песню. Песня была про долгий путь к сердцу Мери — Пеперери. Мы уже изучили тытырнадцать песен и, по-видимому, должны в будущем при встречи с каким-нибудь иностранцем на его вопросы отвечать какой-нибудь песней.
— What time is it?
— It's long long way to Peperery, it's long way to go!
Примерно так.
Андрей по-прежнему в школу не ходил. Все из-за этой же Людмилы Ивановны. Однажды она попросила его задержаться после урока.
— Андрей, я узнала про твоих родителей. Это очень грустно. Бедный мой мальчик. Тебе живется не сладко…
Андрей опустил голову и покраснел. Забилась нервно вена на его шее.
— Я обсудила создавшееся положение с моей подругой, а она со своей дочкой. Мы решили купить тебе одежду. Она здесь в пакете. Пиджак, брюки. Тебе должно подойти. Померь, пожалуйста.
Он поднял глаза. В глазах была толи боль, толи ненависть. Не сказав ни слова, отпихнув пакет с одеждой, он вышел вон.
Я догнал его, взял под локоть, он вырвался, и, глядя в пол, шел, сбивая с ног пятиклассников.
Я вижу на улицах города бомжей и пьяниц, их становится ни больше, ни меньше, но лица их меняются, мне странно все это порою до отвращения. От сладковатого запаха разложения их жизни хочется зажать нос. Проходишь мимо, бросаешь монетку, от этой вот своей милости — тебе становится не по себе. На тебя наваливается усталость, идешь, на ходу засыпаешь, видишь, как проступает отчетливой сон:
… собака лижет пьяное лицо. Во вспухших веках и мутных глазах — наблюдается движение. Вместе со спиртным запахом изо рта — из рта — растекается улыбка. Пьяная женщина что-то бормочет и если это слова, то они обращены к собаке и в них что-то от перебродившей нежности. Собака вся извивается, виляет в радости — бьется хвост. Прыгают в шерсти блохи. В комнате полумрак.
В городе вечер.
Зажигаются лампы на улицах. Пьяный мужчина нетвердо бредет в тени деревьев, пряча в кулаке измятости — пряча в кулаке — кулаки в карманах — карманы в куртке, которую носил еще будучи сознательным. В сознании — в тридцать лет все было иначе: пить вино, щупать проституток за толстые ляжки — теперь даже и не вспомнить — так дрожат пальцы, и колотится сердце.
