Понятно, как я был поражен этой неожиданной незадачей.
Что делать? Досыта наглядевшись, как блохи едят лен, я побежал домой.
– Ну, Авдотья, пропал наш лен.
– Помилуй господи!
– Да. Уж я тебе говорю, что пропал. Где Иван?
Авдотья испугалась; она подумала, что ее муж, староста Иван, что-нибудь не подладил.
Отыскав Ивана, я, ни слова не говоря, повел его в поле ко льну.
– Видишь?
– Что это такое?
Иван сначала не мог понять, о чем я его спрашиваю. Я показал ему на блоху.
– Вижу, теперь вижу, козявочки сидят.
– Да, козявочки, а видишь ли ты, что козявочки эти едят лен?
Иван усомнился; но, рассмотрев внимательнее, и он согласился,
что действительно козявочки точат листики на льне.
– Это ничего.
– Как ничего? Да разве ты не видишь, что едят? ну, и съедят все. Пропадет наш лен.
– Спаси господи! Зачем?
– Как зачем? Да, так, что объедят все, и ничего не останется – вот тебе и лен. Ведь репу в прошедшем году всю съели.
– То репа, – репу всегда объедает, а на льне никогда этого не бывало; сколько льнов ни сеял, никогда не бывало.
– Мало ли что не бывало, а, может быть, и бывало, да вы не замечали.
– Разве что!
Иван, однако, на этот раз не убедился, что блоха действительно может съесть лен. «Так козявочки – мало ли их летом бывает».
В этот день я раз десять бегал смотреть лен – точат.
На другой день блох появилось еще более, а между тем наступила засуха. Ни дождинки; солнце жжет; каждый день дует сильный южный ветер, суховей. Земля высохла, потрескалась; лен и без того идет плохо, а блох все прибывает да прибывает. Который лен пораньше вышел из земли, тот ничего еще, – стоит, только листики подточены и росту нет; который позже начал выходить – не успеет показаться из земли – уже съеден. Даже крестьяне дивились. Блохи всюду появилось такое множество, что ею был усыпан не только лен, но всякая былинка в поле.
Я просто думал, что с ума сойду. Где бы я ни был, что бы ни делал, – всюду мне мерещились земляные блохи. Пью чай, задумаюсь, а перед глазами тучи земляных блох прыгают; бросаю недопитый стакан и бегу в поле – едят. Сон даже потерял: лягу, только забудусь, – перед глазами мириады земляных блох, которые скачут, кружатся: вот они растут, растут, вырастают величиною со слонов… Душно, жарко; измученный кошмаром, вскакиваю. Светает. Накидываю халат и бегу в поле. Роса еще не обсохла, с блохой как будто полегче, попряталась, сидит кучками на комочках земли; оживленный росой лен повеселел. Успокоенный, возвращаюсь домой и засыпаю. Проснувшись довольно поздно, зову Ивана.
