Мошенники | страница 3
Однажды после обеда Яшка Звонарев вынул из кармана измятый клочок бумаги и стал тщательно расправлять его на столе. Мы все увидели, что это не просто клочок бумаги, а тот самый талончик, который выдают нам в классе и по которому мы получаем обеденный хлеб.
- Где взял?
- Откуда он у тебя?
- Ну-ка покажи!
- Где взял, там нету! На полу подобрал. Наверно, кто-нибудь обронил. Или подавальщица. Но не в этом дело. Смотрите, какая простая бумажка клочок. Таких из одного листа тысячу нарезать можно. Нагибаться лень, чтобы поднять. Однако - хлеб! В этой бумажке содержится двести граммов хлеба. На вот съешь, жуй, жуй - сыт не будешь: бумажка. А в ней - хлеб. Душистый, мягкий. Да хоть бы и черствый - все равно. И даже не написано, что хлеб. Ну, хотя бы нарисовано было: буханка, или два кусочка, или там ржаной колосок. Нет. Написано только, что "13 июня 1942 года". А завтра будет написано: "14 июня", а послезавтра - "15-го".
- А послепослезавтра - шестнадцатого, - поддразнил Яшку Звонарева Генка Серов. - Пойдем-ка лучше, пока не поздно, получим по этому талончику двести граммов, а то столовая закроется - пропадет.
- Не пропадет! Можно тройку переправить на восьмерку и получить хлеб восемнадцатого числа. Это ведь очень просто сделать. А знаете что, - обвел нас всех воспламенившимися вдруг глазами Яшка, - знаете что... У нас будет куча хлеба, братцы, вот смотрите... - С этими словами Яшка нарисовал на ладони чернилами: "13 июня 1942 года", дал чернилам высохнуть, подышал на них, как дышат в канцелярии на печать, и приложил к бумаге. На бумаге обозначились цифры и буквы. Но были они бледные, а кроме того, читались наоборот.
- Ерунда, - вдохновился Яшка. - Айн момент... Генка, иди подержи зеркальце, сейчас я напишу правильно...
Генка держал маленькое зеркальце, а Яшка старательно рисовал на ладони. Мы с Витькой Рябцовым наблюдали. Оттиск на этот раз получился явственнее, читался, как и полагается, слева направо, но все же его нельзя было класть рядом с образцом, настолько он выглядел коряво и кустарно.
Мы, наверно, потому и не обсуждали Яшкиной инициативы и не пресекли ее в нужный момент, что видели всю ее бесплодность и бестолковость.
Но Яшка не унимался. Два дня он беспрерывно рисовал на ладони цифры и буквы, ставя отпечатки на газетах, на каждом клочке бумаги и даже на обоях. На третий день, отчаявшись и вымыв руки, он переменил тактику.
Теперь он не рисовал на своих ладонях, а купил несколько канцелярских резинок, какими стирают неудачные карандашные записи, наточил свой перочинный ножичек и принялся вырезать не дающие ему покоя цифры и буквы на резинках.