На палачах крови нет. Типы и нравы Ленинградского НКВД | страница 20
В другой раз такой же «честный» и «принципиальный» чекист растрезвонил на всю округу про «бахаревское» дело: мол, крестьянин Андреев чист как стеклышко – это нехорошие чекисты ему в сарай оружие подбросили, а потом арестовали как мятежника. Перельмутр и так, и сяк оправдывался, выгораживал себя и подельников. Мишка тоже ходил бледный как полотно: стра-ашно! А его дружок и собутыльник Анисимов уже подумывал, как Перельмутра под монастырь будет подводить. Как бы не так! Яков Ефимович и не из таких переделок выходил победителем. Вот вызвал он к себе секретаря и говорит: «Миша, дорогой, возьми вину на себя – я тебя век не забуду!» Вздохнул Брозголь, глаза отвел в сторону: руки трясутся, коленки друг о дружку стучат, а делать нечего… Или пан, или пропал – согласился!
Чекист Филипп Медведь. Фотография 1930-х годов
Начальник Ленинградского ГПУ Медведь стукнул для острастки кулаком по столу, порычал на провинившегося и сослал в медвежий угол – на деревенскую тракторную станцию. Мишка радехонек: считай, легким испугом отделался – могло б и хуже быть. Стал за трактористами приглядывать: кто замышляет в цилиндры песок сыпануть, кто – керосин водичкой разбавить? Кругом ведь одно сволочье вредительское… А в свободное время начальнику названивал: «Яков Ефимович, как мои дела, долго ль еще в медвежьем углу околачиваться?» Тот успокаивал: «Твой вопрос решается в ЦК ВКП(б) – сам Медведь за тебя хлопочет!» Наконец свершилось: вернулся Брозголь в Питер с триумфом, как какой-нибудь римский легионер из удачного похода. И сразу: «Извольте, Михаил Израилевич, возглавить Дорожно-транспортный отдел Ленинградского ГПУ».
Перво-наперво решил Брозголь от одной скандальной сотрудницы отдела избавиться: не ровен час, взбрыкнется дура и не захочет поступиться принципами – отправляйся тогда назад к трактористам-гармонистам из-за нее. Эта самая Анка-пулеметчица всю Гражданскую войну на тачанке каталась, своими свинцовыми поцелуями сотни белых офицеров насмерть зацеловала и с тех пор рехнулась – везде ей мерещились золотопогонники. Увидит на улице благородного юношу – хвать за шиворот и тащит в Чека с воплем: «Я белогвардейца поймала!» Брозголь ее увещевал: «Ну стоит ли заниматься этим барахлом? Не стоит» [2]. А сам наверх докладывал: «Взбесилась, ей-богу взбесилась бабенка – без спросу людей на улице хватает, законность социалистическую нарушает!» Таки избавился.
Но куда опаснее Анки-пулеметчицы был известный большевик Николай Чаплин, родной брат чекиста Сергея Чаплина. Сладу с этим начальником политотдела Кировской железной дороги никакого не было. На железке ведь всякое случается: то рельс лопнет, то паровоз под откос свалится, то еще что. Звонит Брозголь Чаплину: «Как сообщили в Москву о крушении?» Тот самодовольно: «Подозревается диверсия». А перепуганный чекист в крик: «Что вы поднимаете панику? Никакой диверсии нет, крушение произошло по техническим причинам» [3]. Перепуг понятен: раз в столицу доложено про диверсию, то кровь из носу, а диверсанта вынь да положь. Откуда? Половина путейцев и так за решеткой сидит – работать некому.
