Я читал «Дон Кихота» (в переложении для детей), легенды и сказки. Когда у меня заканчивались книги, я ходил в местную библиотеку. Я брал там книги Зейна Грея, Эдгара Уоллеса, Конан Дойла, Александра Дюма, Марии Эбнер Эшенбах, Хедвиг Куртс-Малер и даже Питигрилли, хотя в его рассказах я ничего не понимал. Возможно, я читал и Шницлера (романы или монологи, а не пьесы), но точно сказать не могу. Я разрыдался над «Хижиной дяди Тома» и часто не мог уснуть после какой-нибудь драматической истории. «Ты не должен это читать», — говорил папа и прятал книги на день или два. Я прочел почти всего Карла Мая, немецкого автора приключенческого жанра, который описывал страны, где никогда не бывал, и людей, которых никогда не видел. Его индейцы — это благородные существа, одновременно мудрее и сильнее своих белых визитеров, его арабы — парни храбрые, но в то же время и хитроватые. Несколько лет назад я снова перечитал Мая и раскрыл секрет его успеха: короткие вступления, цветистые описания, никаких остановок на том, что несущественно (например, развитие персонажа или его социальное происхождение). Для Мая персонаж — это то, что он делает, и персонаж всегда делает что-то доброе или злое, но в любом случае это интересные дела, и более того, он делает все это быстро и решительно. Я и сам пытался писать приключенческие истории; я успешно помещал своих героев в невообразимые ситуации, но мне редко удавалось вызволить их оттуда.
Каким-то образом я набрел на драму и философию. Мы читали драматические пьесы в гимназии, и нам раздавали роли. Я придавал своим персонажам гигантские масштабы: положительные герои излучали доброжелательность, скверные люди были воплощением зла. Чтобы развить этот талант, я покупал издания Гете, Шиллера, Граббе, Клейста, Шекспира (в переводе Шлегеля и Тика) и Ибсена в мягкой обложке и брал их с собой в длинные прогулки по лесам и горам вокруг Вены. В уединенных местах у меня были свои уголки; там я сидел или расхаживал, читал и декламировал часами. Пер Гюнт и Фауст были моими любимыми героями: Доврский дед, Мефистофель, Шейлок и Ричард III были моими любимыми драматическими ролями. Вскоре я уже знал наизусть первую книгу Фауста; я часто цитировал пассаж о закате в начале драмы и мефистофелево обольщение в конце второй книги[4]. Мне были по душе легкие рифмы ранних пьес Ибсена (в переводе Людвига Пассарге), но «Ифигения» и «Невеста из Мессины» мне не подходили
