Русь отдав! — не Мекленбургское какое-нибудь графство,
Может, проглядели мы источник новотворный
В том обещанном народоправстве?
Херсонесский воспалённый промелькнул маяк.
Скрылся в темноте.
Родина моя! Увидимся ли мы ещё? и как?
И когда? и где?..
ХОЛУДЕНЕВ
Свиделись.
ВОРОТЫНЦЕВ
Не думал так зажить,
В отдалённость. Время, люди — всё сменилось.
Но, однако, ждали мы, что нам пошлётся милость
Перед смертью — Родину освободить!
Нет!! и двадцать пять прошло — и снова нет!!
И теперь ещё — на сколько лет?
И опять — союзников предательский отшат.
И опять — у красных наш солдат.
Надо было на соломку эту мне сюда добресть,
С вами вместе неразваренные зёрна эти есть,
Да послушать, посмотреть, какие вы! —
Да куда вы выросли, да как вы стали знать их, —
Я благодарю Тебя, Создатель,
Что большевики — уже мертвы.
Раньше наших.
XОЛУДЕНЕВ
Маркс и Ленин! Отхватили вы по ломтю
Молодости нашей! Не побыв на фронте,
Да Европы не видав, да не развидев солнца
Чудно-новым через эти ржавые пруты, —
Так и были б мы барано-оборонцы! —
Были — что мы? были — кто мы?
Громоздили ваши томы
Сундуками пустоты!..
Дивнич перешёл к двери и там беседует с Кулыбышевым, сидя на соломе.
ДИВНИЧ
(вещим голосом)
Скоро! скоро пред народом богомольным
В клубах ладана восстанут алтари,
Русь наполнят звоном колокольным
Церкви и монастыри.
Мой народ измученный! Надейся!
Над тобою Божье осияние.
Удививши мир своим злодейством,
Удивишь его ты покаянием.
Проторится новая тропа
К запустению святынь поруганных,
Повалит спасённая толпа
За священниками, за хоругвями!
КУЛЫБЫШЕВ
(ковыряя в носу)
Эт’ да, эт’ верно. Но только, вишь, церква
Я сам закрывал.
Дивнич изумлённо откидывается.
Двадцатипятитысячник мне: не будь опечален!
Думает за вас партия, правительство
и лично товарищ Сталин!
Церковь закрыть — вот вам ссыпной пункт!
Что ты, говорю, — да все бабы в бунт!
Темнота, говорит, наплевать!
И вправь, отперлась деревня чуть не вся, —
А мы, актив, — за них подпися, подпися.
Штук по десять каждый.
ДИВНИЧ
И ты?
КУЛЫБЫШЕВ
Да-к, делай что хошь! —
Без меня, вон, полотнища. Уж где рубь, там и грош.
ХОЛУДЕНЕВ
Как-то мы росли, не чувствуя Лубянки,
На щеках носили жар безпечного румянца…
Вот ирония! — сражались вы — у Франко,
Я ж мечтал — бежать к республиканцам!..
ВОРОТЫНЦЕВ
Раз единственный я там вкусил победу!
Кажется, мы там неплохо подрались,
За Москву и за Орёл — в Мадриде и в Толедо
Хоть на пару сотых разочлись!
Гром замка. Входит, шатаясь, бледный Медников и, натыкаясь, как слепой, идёт к своему месту. Все спящие, как и в первый раз, вздрагивают, поднимают головы и тотчас же вновь их опускают.
