— Томас, прошу тебя.
— Я задал тебе вопрос, — сказал он. Он говорил размеренно, отчетливо произнося каждое слово, но больше не пытался скрывать свое неудовольствие. Он прищурился. — Ты успела позабыть, что мужчине необходима сытная пища, чтобы выполнять работу, назначенную Господом?
— Конечно, я не забыла. Я просто подумала…
— Подумала? В этом твоя проблема: ты вечно думаешь и никогда ничего не делаешь. Твой ум все равно что… Что?.. Все равно что… сыр. Он даже мягче, чем у большинства женщин.
— Томас, не надо.
Он покачал головой и вздохнул; в глазах, набухших от алкоголя и раздражения, читался упрек.
— Может, поэтому ты и неспособна принять семя. Господу известно, что лучше не трогать женщину, чей ум словно сыр. Белое мясо.
— Что, по-твоему, я должна была сделать? Запретить Кэтрин навещать брата?
Томас как будто раздумывал над ее словами, его лицо налилось кровью. Он взял со стола нож и поднял его перед собой, глядя на него так, будто это было неизвестное животное.
— Ты должна поставить этот горшок — вот что, по-моему, ты должна сделать. Сядь, — приказал он, и Мэри не могла понять, что означал его тон. В нем как будто прозвучала угроза, но, может, это из-за того, что он так держит нож? Мэри поставила горшок и села напротив Томаса, на стул, на котором обычно сидела Кэтрин.
— Нет, — сказал он, — сядь рядом со своим мужем.
Мэри подчинилась, не спуская глаз с ножа. Томас провел пальцем по краю лезвия.
— Не такой острый, как хотелось бы. Не такой острый, каким должен бы быть, — продолжал он. — Вся жизнь моя как будто состоит из тупых предметов.
— Томас…
— Придержи свой змеиный язык. Избавь меня от этого, — он бросил нож на деревянную столешницу. — Даже вьючное животное заслуживает отдыха. Я буду есть твою похлебку с хлебом. Но я рассчитываю завтра на мужской обед.
Мэри едва дышала, пытаясь понять, к чему все идет. Поняв, что, по крайней мере сейчас, он не собирается ее бить, она встала, снова взяла чугунный горшок и поставила его на стол, следя за собой, чтобы ни единым жестом не выдать испуга или раздражения. Потом налила овощной суп в деревянную миску. Томас пристально наблюдал за ней. Мэри откупорила бутылку с пивом и налила только половину кружки, надеясь, что он этого не заметит, хотя и пожирает ее глазами. Затем села рядом с ним, ожидая, когда он благословит пищу.
Наконец он заговорил, но это были не слова молитвы.
— Почему не в оловянную тарелку? — спросил он. — Почему ты подаешь мне обед в деревянной миске, как борову?
