Рассерженный Серый вывалился из сугроба и замахал, веля остальным подниматься наверх. Мицель, так как стояла выше других, первая оказалась на рельсах. Она сразу же посмотрела вдаль, где над узкой щелью железнодорожной просеки воздух еще дрожал от пережитого напряжения. Теперь уже не хотелось уходить с простора в лесную глухоту… Но Серый нервничал, торопил.
Мицель спрыгнула с рельсов в сторону оврага и зашагала вниз. И в рассеянье позабыв чин ходеб, в двух местах глубоко повредила снег своими валенками.
— Мицель сегодня дважды виновна, нехороша, несдержанна, невнимательна, — раздраженно скрипел Серый, нагоняя ее в елках. — Быстрее, товарищи! — негромко окликнул он двоих, что-то задержавшихся при входе в лес.
Он тревожился, так как после прохода поезда по полотну должны были проехать партизаны с целью осмотра рельсов. Мицель оборачивалась: ей было любопытно. Она нарочно шла медленнее, но партизаны не появлялись, а насыпь уже почти скрылась за елочными стволами. Не выдержав, Мицель тихонько взмолилась:
— Серый, а Серый! Пожалуйста, задержимся немного, я хочу посмотреть партизан!
Спина Серого замерла, и он повернулся к Мицели.
— Это еще зачем?
— Ну должна же я хоть раз их увидеть!
— Что такое? Ты же видела!
— Ну, при дневном в смысле свете, — поправилась она.
С кислым видом Серый покряхтел, пожался… Наконец с неохотой, бросая на Мицель сердитые взгляды, указал остальным на снег. Все присели.
Полотно железной дороги еле виделось сквозь деревья. Стали возвращаться вспугнутые поездом птицы, и ничто, кроме их хлопота, не нарушало тишину, а снег опадал с веток беззвучно и долго сеялся в воздухе. Небо было бледное и только в одном месте пропитанное едким солнечным дымом. Мицель сделалось жарко от колючей шапки, а снимать ее не разрешалось, потому что шапка была белая, как и остальная одежда, и если шапку снять, то рыжие волосы Мицели далеко бы виднелись в лесу.
Сначала послышались стуки, раздвоенные лесным эхом… Следом донеслись голоса… Партизаны разговаривали негромко, но по-хозяйски уверенно, и в безмолвии леса их слышно было хорошо.
Одно за другим появились среди ветвей ядовито-оранжевые пятна. Они горели так ярко, что весь остальной мир, только что полный бледных оттенков дымного, жемчужного, сливочного, серебристого, вдруг оказался просто белесым.
Двое партизан катились на стальной самоходной тележке. Третий шел, придерживаясь за ее борт, и длинным штыком постукивал по рельсам.
