При этих словах с головы Мицели бережно подняли шапку.
Ее охватило ледяным воздухом. Перед ней горел костер. Кругом неподвижно стояли снеговики. У некоторых носы были из бутылок и сверкали отражением пламени.
Самый величественный состоял из целых пяти шаров. Носом у него была морковь, раздвоенная в разные стороны. Голову украшала черная шляпа. Он открыл рот от изумления. И все остальные тоже были поражены. Взволнованное кряхтение прокатилось по толпе.
— Слушайте, братья! — возвысил свой голос Серый. — Ведь создание, от стужи не прикрытое, но при этом жизнь сохраняющее, значит, снежного естества! Встрепенемся! Ведь это двуединое существо нам явлено! С небесной повозкой в ладони! Пророчествам согласно! Мост воплощенный, из смерти в бессмертие ведущий!
Тогда шевельнулся громадный снеговик. Медленно-медленно сгибаясь, он приблизил к Мицели глаза-уголечки. В молчании подержался так, а потом откинулся назад с изумленным стоном.
— Серый, а Серый, — прозвучал его испуганный бас, — а ты уверен, что это — нам?
— Сказано же, Колян, — ответил Серый голосом, рвущимся от волнения, — что с нами, то наше. Следы свидетельствуют, что земляк, ее принесший, удалился в беспамятстве. Никто не явится ее возвращать. Она наша, Колян, навеки!
— О восторг! — взревел Колян, вздымая ручищи. — О братья, братья! Начнем же великий праздник, равного которому не бывало! И пусть навеки растает лед отчаяния в наших душах! Сбылось пророчество, от века нам возглашенное! Великий Компас обрел зримое тело!
И грянуло веселье! Завыли трубы, забормотали барабаны. Снеговики стеснились вокруг Мицели, нежно ахая. Еловые прутья, шишки и снег так и посыпались свысока. Ее же охватывало безразличие. Она опять закрыла глаза и, долго ли, коротко ли длился праздник, уже не осознавала. Только почувствовала, что ее снова подняли, и расслышала взволнованные возгласы:
— Гляди, она заиндевела!
— Заморозили! Заморозили!
— Уже не трясется даже.
— Бубубу…
— Бабубы…
— Бабу бы!
— Бабу!
— Ей бабу надо!
— Эй! Эй! Федотова! Нюша! — раздались крики и прокатились вдаль.
Снежные бабы пролезли к Мицели.
— Да что ж вы творите, ледоеды! — запричитали бабьи голоса. — Первичную природу ее всю выморозили!
— А чего же сделать? Трением, может, согреть?
— В кузницу несите! — приказал скрипучий и важный голос. Все так и покатились в сторону.
Меньше чем через минуту Мицель пихали вовнутрь снежного холма, полного дыма.
Ее подтащили поближе к печи, горевшей в сердцевине берлоги. Здесь стояли ведра и громоздились ледяные кирпичи, частично талые. С другой стороны печи вздымались дрова. Серый разровнял их ногой, свалил на них Мицель и тут же отступил, заслоняясь от жара.
