— Посоветоваться бы с кем-нибудь…
— Да с кем же посоветуешься, брат? Никого не осталось, все на площади собрались, и Колян давно воссел и внесения ожидает. Одни мы здесь по чину медлим, вас высматривая… Да вратари, да вон ребята-молотобойцы стену опрокидывать поставлены. Как все-таки? Стену ворохнем или теперь оставим?
— Вот что: чем оправдываем лом стены? Тем, что компас накренять нельзя. А тут он уже заведомо накренился. Выходит, и стену трогать отпала необходимость. Покровенное в ворота просунем, а крестовину через верх передадим.
— Тебе, брат, по всей строгости отвечать.
— Мне, мне… волокнемся же, мощней! Эй!
И Мицель опять понесли. Потом стиснуло, на нос посыпался снег, кругом раздались покрикивания и пререкания — ее просовывали в ворота.
Кто-то давил сзади ее голову и плечи, а кто-то с другой стороны дергал за ноги.
Наконец Мицель опять была на свободе, и опять ее несли и раскачивали, словно в люльке. Железный звон приближался, и вместе с ним пламя большого костра. Гул волнения большущей толпы охватил Мицель. Звон метался, казалось, прямо над ее головой и смолк в тот момент, когда ее опустили наземь. Настала тишина, полная шепоту и шороху толпы и треска горящих дров.
— Братья, единоверцы! Почтенные восседатели! — громко обратился передний снеговик. Толпа окончательно стихла, даже костер перестал трещать. Серый потоптался и еще громче продолжил:
— Нынче, в ночь стояния Полярной звезды
избороздили мы пространства внешних пустынь,
дабы стяжать там знаменование нашей веры —
компас, указующий в небесные сферы.
И, стяжав, шествовали сюда и достигли места.
И да воздвигнется компас во направление мыслей наших отвесно,
во сохранение сей вертикальности до последней минуты,
когда полярная ночь придет и расторгнет смертные путы
и избегнем мы губительного потаяния,
вкусив бессмертного существования...
Тишина, воцарившаяся было при первых словах снеговика, к концу его речи сменилась таким шумом, что последние слова расслышала, может, одна только Мицель.
— Заканчивай!
— Заворачивай!
— Бросай чиновное бубнение!
— Скажи ему, Колян!
— Брат Серый! — раздался густой, тяжеленный бас, и все стихло. — Говори своими словами.
Серый в растерянности озирался кругом. Но наконец махнул рукой:
— Эхма…
Потоптавшись немного, он продолжил, слегка запинаясь:
— Ладно! Поведаю кратко: мы с братом Серым шли по картофельной тропе. Возле самого края леса, где поля уже видны, мне Серый указывает: гляди, таинственный сгусток виднеется. Я сперва подумал — пенек. Ладно, возразил я после размышлений, на обратном пути убедимся, что это. Пошли, как и следовало, туда, куда разведчики указали, вроде там компас подходящий есть и земляки кругом почти не живут. Достигли, хоть оказалось не двести, а все триста перекатов до того места… обрели компас, все благополучно, лишь Серый бок о терновую проволоку потревожил… Повлеклись обратно. Дошли до того сгустка, думали миновать, да луна отворилась, видим — ну совсем загадочно что-то… Ну и подступили… Эх, братья! И вот что обнаружилось-то!
