Горожане солнца | страница 26



Что-то опять творилось непонятное.

— И запах плохой, — сказала Мишата. — Как же быть?

Вдруг что-то загрохотало в коридоре… Участились шаги… Показалось, они приближаются! Испуг охватил Мишату!

Хотя земляки не обращали внимания на нее, заглядывающую в комнаты, сейчас почему-то ей очень не хотелось попадаться им на глаза.

Хорошо, слева была дверь. Мишата скользнула за нее, уперлась спиной во что-то мягкое и, сколько могла, прикрылась.

Могучий земляк, сотрясая пол, вошел и остановился. Мишата наблюдала сквозь щелку. Было видно, как земляк покачивает чайник, взвешивая остаток воды… Ударила и смолкла струя. Гукнул огонь и загудел иначе, придавленный тяжелым чайником. Белая майка временно растворилась в темноте коридора, удалились шаги…

Мишата тихонько толкнула дверь. Скрипнув, та поворотилась, и вновь Мишата увидела себя и всю комнату в черном зеркале окна. Только новый, яркий, невиданный раньше цвет маячил теперь в отражении. Сразу над головой Мишаты. Она повернулась и чуть не вскрикнула.

То мягкое, к чему она прижималась спиной, оказалось партизанским жилетом.

Это были не земляки, а партизаны.

Все комнаты занимали партизаны. Весь дом был партизанский. И Мишата оказалась в самой его глубине.

Вот как все объяснилось! И какая дрожь охватила ее от этого страшного объяснения!

Первым движением она кинулась было обратно в коридор — и замерла. Там раздался топот, лязгало оружие… Значит, таинственные и всесильные духи неведения, сделавшие ее невидимой для партизан, уже отлетели. Стук сердца и запах страха теперь, наоборот, привлекали партизан с удвоенной силой. Даже не видя Мишаты, они могли, повинуясь чутью, заглянуть сюда. Уж, кажется, и шаги какие-то придвинулись!

Мишата, задыхаясь, стояла посреди комнаты… С отчаянным усилием, преодолевая оцепенение, она искала, где бы спрятаться.

И тут она разглядела нечто, не замеченное ею раньше.

Еле видимая, цвета стены, в дальнем углу находилась еще одна дверь: старая-престарая, не открывавшаяся, казалось, множество лет. И запор ее, крупный крюк, находился здесь же, внутри.

Как стрела метнулась к двери Мишата!

Умоляя, чтобы дверь вела не в какой-нибудь шкаф или кладовку, обдирая пальцы, она еле-еле откинула липкий, жирный крючок и нажала что было силы…. Привыкшая за века к своему месту, дверь не поддалась сразу, но наконец скрипнула и шевельнулась. За ней появилась щель темноты. Мишата пролезла туда и немедленно, до рези в глазах, навалилась на дверь. Прислушалась. Но толстенной дверью наглухо закрыло все звуки из комнаты. Должно быть, партизаны ничего не заметили. Все заняло секунды три, не больше.