Эйфелева Башня. Гюстав Эйфель и Томас Эдисон на всемирной выставке в Париже | страница 33
Над этими комнатами, на истинной вершине башни, находился маяк. До маяка можно было добраться только по открытой лестнице, у основания его окружала небольшая узкая терраса с металлическими перилами. Эта терраса, расположенная в трехстах метрах от земли, специально спроектирована для анемометров и других метеорологических приборов, которые требовали полной изоляции. Венчать здание в конечном итоге должен был высокий флагшток.
В общей сложности 18 038 деталей были соединены вместе с помощью 2,5 миллионов заклепок. 1888 год.
В феврале 1889 года один англичанин написал брошюру, в которой утверждал, что, каковы бы ни были недостатки Эйфелевой башни, никто не может отрицать, что это величайшая инженерная работа современности и как таковая она представляет собой объект пристального интереса во всем цивилизованном мире. Более того, он был озадачен,
«почему часть прессы должна была облить месье Эйфеля таким количеством грязи, даже если башня, как выясняется, не имеет дальнейшей ценности… Зачем называть человека сумасшедшим и дураком, у которого достаточно смелости и изобретательности, чтобы попытаться сделать то, что никогда раньше не предпринималось? … Будет что сказать, если вы побывали на вершине этой огромной башни».
«Но на это сооружение следует смотреть не только как на колоссальный памятник для простого привлечения общественного любопытства. Это эксперимент в строительстве необычайной важности и в таких масштабах, что с самого начала компетентные инженеры считали его невозможным. Из этого инженерное искусство извлекло много ценных уроков, которые будут применены в дальнейших разработках. Эйфелева башня в некотором смысле является опорой гигантского моста, который приведет к проведению в ближайшем будущем работ общественного назначения, которые до недавнего времени считались бы просто химическими».
В то время как эстеты придирались к башне, производители бибелотов[13] наживались, эксплуатируя образ башни и бесконечные ее подобия. Продавались изображения, выполненные ручкой, карандашом и кистью, фотографией и литографией, маслом и пастелью, на бумаге, холсте, на дереве и слоновой кости, на фарфоре, стали и цинке, не говоря уже об Эйфелевых башнях, воспроизведенных «на носовых платках и шапках; на портсигарах и колокольчиках, чернильницах и подсвечниках». Фигурка, отдаленно напоминающая Эйфелеву башню, свисала с часовых цепочек джентльменов и была закреплена в ушах дам. Когда Жалузо, директор Magasins du Printemps, заявил о своем намерении в феврале достичь исключительной монополии на производство всех подобных репродукций, пострадавшие предприятия угрожали юридической войной, в то время как парижские торговцы, которые сочли продажу всех этих Эйфелевых башен прибыльной, «чуть не устроили бунт». Французский суд быстро вынес решение против Жалюзо, сославшись на частичную субсидию государства на строительство башни.
