Спартанский царь Клеомен заключил с аргосцами перемирие на семь дней. Однако напал на них уже на третью ночь, когда они спали, надеясь на спасительный договор. Одних противников спартанцы перебили, других забрали в плен.
Когда Клеомена стали укорять в злом вероломстве, он отбивался:
— В договоре нашем говорится только о днях, но никак не о ночах!
К царю Клеомену прибыли послы с острова Самоса и стали убеждать его начать войну с самосским тираном Поликратом.
Речь у послов получилась чересчур длинной. Когда они наконец замолчали, Клеомен сказал:
— Начала речи я не запомнил, потому середину ее не понял, а конец ее — не одобряю!
Какой-то хилый софист долго разглагольствовал о мужестве. Слушая его, Клеомен открыто смеялся.
Софиста это взорвало:
— Чего смеешься, когда речь идет о мужестве?
Царь ответил:
— Я поступил бы точно так же, если бы о мужестве заговорила со мною ласточка. А вот если бы орел — о, тогда я слушал бы внимательно!
Кто-то очень хотел представить царю Клеомену одного искусного музыканта:
— Да ведь это лучший музыкант изо всех эллинов!
Царь улыбнулся:
— Ну и что? А вот это у меня кашевар, лучший изо всех эллинских кашеваров! Но я же никого не заставляю знакомиться с ним!
Клеомена спросили:
— Вот ваши соседи, аргосцы, все время на вас нападают и нападают. Почему вы их не уничтожите?
— Нельзя! — покачал головою Клеомен. — Нашей молодежи на ком-то нужно упражняться в своем воинском умении!
Филипп Македонский
Филипп Македонский говаривал:
— Осел с мешком золота возьмет любую крепость!
Когда надо, Филипп Македонский проявлял удивительную выдержку.
Как-то в числе афинских послов явился к нему некто Демохар, человек невероятно злоязычный и дерзкий. Выслушав послов, Филипп весьма учтиво спросил:
— Что бы мне надлежало сделать, чтобы угодить наконец афинскому государству?
Демохар, зная ненависть афинян к Филиппу, тут же крикнул:
— Возьми да удавись!
Пораженные такой выходкой, афинские послы уже приготовились к жестокой казни.
Но Филипп приказал их мирно отпустить, вместе с Демохаром. На прощание заметил:
— Передайте там, в Афинах, что большей гордыней обладают те, кто говорит нечто подобное, нежели те, кто отпускает говорящих подобное безо всякого для них наказания!
Филипп Македонский, выслушав, как славно играет на кифаре его сын Александр, не одобрил занятий царевича.
— Не стыдно ли тебе, — сказал он в сердцах, — так отлично играть? С царя довольно и того, что у него находится время послушать игру других музыкантов!
