Мой собеседник помолчал, словно размышляя о тщете всего сущего.
– Сейчас меня зовут Игорь Максимович, – вымолвил он со вздохом. Бросил на меня косой взгляд, и заворчал, пряча смущение: – Знаете, Миша, я по-настоящему рад, что встретил вас. В кои веки можно не следить за собою, как нелегалу в тылу вероятного противника! А вас я не опасаюсь, Миша. Ведь вы из будущего…
Я похолодел, ощущая полную беспомощность. Что мне, спорить с ним? А толку?
– Да вы не беспокойтесь, Миша, – голос Игоря Максимовича смягчился и даже подобрел, как у строгого дедушки. – Ваши мысли нельзя прочесть – блок мощнейший. И особой проницательностью я тоже не страдаю. Просто сложил два и два. Понимаете, брейнсёрфинг или предвидение не откроются у молодого человека. Тут нужна… как бы это выразиться… ментальная наработка, что ли. И дар сёрфить откроется годам к пятидесяти, не раньше… Впрочем, все еще проще, – он хихикнул, сразу располагая к себе. – Кое-какие секретики я вытянул из простодушного Корнилия! А что до моих тайн… Я родился в тридцать седьмом. В одна тысяча восемьсот тридцать седьмом году, при Николае Первом. А окрестили меня Иннокентием Михайловичем Котовым. Вот так вот… В возрасте Христа я уехал в Америку. Пас чужой скот, завел свое ранчо, но не слишком преуспел. Отбивался от бандитов, от индейцев, лечил раненых и больных… К двадцатому веку вольница на Диком Западе кончилась, и я вернулся в Россию, уже как Иван Миронович. Прошел всю Гражданку, воевал белых генералов, а в сорок первом снова ушел на фронт. Вот после войны я и стал Игорем Максимовичем…
– Здорово, – признал я.
– Вы так думаете? – усмехнулся Котов. – А вот я завидую вам, Миша. Прежде всего, решимости! Целеустремленности! Ведь никто не мешал мне уберечь Ленина от пули в восемнадцатом! А Кирова почему бы не спасти? Или поведать Сталину о предателях, вроде Тухачевского или Павлова! Власова? Хрущева? Но нет, я выбрал девизом своей долгой и пустой жизни затхлую мещанскую мудрость… «Моя хата с краю, ничего не знаю!» А ведь знал, всё знал… Способности предиктора прорезались у меня за год до Цусимской битвы, но даже Николашке я ничем не помог! Жил для себя. Так и говорил: «Ага, буду я еще, как Данко-дурачок, миокардом своим светить, чтобы толпа в грязь его втоптала! Перебьются!» Да-а… Шесть жен схоронил… А вот, когда прижало меня, когда стало «мучительно больно за бесцельно прожитые годы», тут-то я и взвыл! А поздно… Миша… – голос старика задребезжал. – Никогда не сомневайтесь в своем даре! И не променяйте бесконечный мир на убогую жилплощадь! Боритесь, даже сражайтесь, ищите друзей и сживайте со свету врагов, страдайте и наслаждайтесь! Пусть прольются слезы, и зашкалит отчаянье, зато, когда вам перевалит за сотню лет, вы свое яркое, насыщенное житие будет вспоминать с улыбкой гордости и удовольствия! – помолчав, он добавил, кривя губы: – Я не куплю вашу душу, Миша, но побуду, если хотите, наставником, как нынче принято говорить. Я научу вас сёрфить точно и скрытно. Преподам, как растянуть молодость лет до сорока, а активную зрелость – еще лет на семьдесят. Вы будете с одного раза овладевать новыми знаниями – несколько языков или курс психологии вам точно не помешают. Вы возьмете свое тело под полный контроль, и хвори отступят насовсем. Разбудите генную память, узнав, как и чем жили ваши далекие предки, и ощутите великую, нерасторжимую связь со всеми поколениями в роду… Вы согласны, Миша?
