Давайте, Виктор Николаевич, давайте почитаем, поразгадываем желтую перфокарту дома напротив входа в музыкальное кафе. Три черных дырки на фасаде во втором ряду - окна конторы, из них нам и видна, манила долго эта соблазнительная вывеска - гармонь нотного стана с галками нот. Пара слепых квадратов пониже справа - чужой, какой-то безнадежно мертвый офис, весь день перед глазами лишь тюремный камень дорожного бордюра и крашеные наспех решетки винной лавки. Теперь сложите эту пустоту с чeресполосицей огней квартир вокруг и разъясните мне, как бывший теоретик и программист, смысл кода, иллюминации высокое предназначение.
- Алексей, вы не станете возражать, если я немного поухаживаю за Надеждой?
Буду признателен чрезвычайно, готов немедленно пожать вам руку.
- Знаете, как-то действительно встряхнуться надо.
Конечно, морской закон конца недели, пусть щеки раздувает баргузин.
Ну, как там в трюме? В кубрике? Три мертвеца, бутылка рома или же йо-хо-хо, готовый к бою? Общий привет!
Бокалов башни вновь до краев полны, а где же стены, где ров, как будем конницу солонки и перечницы защищать? Спокойно, из кузницы кухни плывут ножи и вилки, сейчас докажем жареному мясу, что пуля дура, а штык заточен, как коньки-фигурки.
- Вы правы, Надя, пьют они ужасно.
- Я бы сказала, хлещут.
Так я и знал, изжога разочарованья коллегам испортит аппетит, но мне зачем мешать макать по-швейковски кусочек хлеба в соус вот этим взглядом из студенческого, молодости полного угла, где осьминог сигаретного дыма нахально расправляет щупальца, а пустые, прозрачность потерявшие рюмки, затуманены уже болезненной молочной голубизной?
Поверь, мне, как ботанику-филателисту, симпатичен контур лица на нежном стебле шеи и слабом корешке ключицы, но ты здесь не одна, и я, как видишь, в коллективе. Такое неудачное распределенье биомасс, ну, разве только мимолетную улыбку товарища по человеческому общежитию может на свет произвести. Устроит? Тогда держи пару морщинок у губ и глаз. Прием!
- Как ваша рыба, Татьяна Дмитриевна?
- Вполне. Похоже, есть здесь можно.
Да, колят, рубят, режут все вокруг, не очень слаженно, но споро, словно в горячем цехе под руководством скользящих по диэлектрическим дорожкам официантов. Несомненно вытачивают, вырезают деталь, остро необходимую барабанщику на клубной скромной сцене. В своем седле, похожий на мотоциклиста, он уже минут пятнадцать поднимает, опускает, опробует тарелки-зеркала, но без запчасти нужной ничего не получается.
