– Подумайте только, – говорил генерал, – такой человек, как вы, который защищал в битвах честь нашей страны. Человек, которому наша родина обязана свободой и целостностью границ.
Это почетное приглашение было одной из причин. Но была и еще одна, менее почетная, но более важная. Среди пилотов, участвующих в параде, должен был быть капитан Абадиа.
Сесару Абадиа еще не исполнилось и тридцати, но капитан Лаверде уже предрек этому пареньку из провинции, худому, улыбчивому и успевшему налетать, несмотря на юный возраст, две тысячи пятьсот часов, славу величайшего пилота летательных аппаратов в истории Колумбии. Он видел, как летает Абадиа, во время войны с Перу, когда сам Лаверде был еще не капитаном, а лейтенантом. Мальчишка из Тунхи преподносил уроки отваги и ловкости самым опытным из немецких пилотов. Лаверде симпатизировал ему и даже восхищался им с высоты собственного опыта. Симпатизировал как человек, привыкший к всеобщему восхищению, понимая, что жизненного опыта юноше пока недостает. Но Лаверде направлялся на парад не для того, чтобы собственными глазами увидеть знаменитые воздушные чудеса капитана Абадиа; он жаждал показать их сыну. Ради этого он вел Хулио на Марсово поле. Ради этого заставил его прошагать пешком через весь наводненный флагами город. Ради этого объяснил ему, что они увидят три разновидности самолетов, «Юнкерс», «Фалькон» из разведывательной эскадрильи и «Хаук» из штурмовой. Капитан Абадиа должен был пилотировать «Хаук-812», одну из самых быстрых и маневренных машин, когда-либо изобретенных человеком для суровых и жестоких военных надобностей.
– «Хаук» – по-английски «ястреб», – сказал капитан юному Хулио, взъерошив его короткие волосы. – Ты ведь знаешь, что это такое?
Хулио ответил, что да, он прекрасно знает, большое спасибо за разъяснение. Говорил он без энтузиазма. Он шагал, глядя себе под ноги, а может, разглядывая обувь окружавшей его толпы, пятидесяти тысяч людей, с которыми они сталкивались и смешивались. Пальто соприкасались, деревянные трости и сложенные зонты бились и цеплялись друг за друга, руаны испускали запах необработанной шерсти, парадная форма военных блистала медалями на груди, полицейские при исполнении неторопливо прохаживались среди публики или наблюдали за толпой сверху, с высоты своих недокормленных лошадей, оставлявших где попало след зловонных экскрементов… Никогда раньше Хулио не видел такого скопления народу. Никогда еще в Боготе не собиралось столько людей в одном месте с одной целью.
