Бельзенский экспресс [Экспресс «Берген-Бельзен»] | страница 10
Тогда Симистер обернулся, и Холстром успел увидеть его лицо. В этом лице, в его выражении было нечто настолько дикое и пугающее, что описать, пожалуй, невозможно. Холстром напрочь отказался от мысли следовать за Симистером в отдалении и вознамерился его догнать.
Однако его окружили пассажиры следующего экспресса, и когда он все же выбрался из здания вокзала, понадобилось некоторое время, чтобы заново отыскать Симистера. Тот обнаружился в толпе, штурмующей и без того переполненный автобус на противоположной стороне улицы. Холстром изумился: он знал, что до работы Симистеру можно дойти пешком, да и недавно попутчик жаловался на давку. Оживленное движение помешало Холстрому нагнать Симистера. По его словам, он кричал, но Симистер как будто ничего не слышал. Между прочим, со стороны казалось, что Симистер вяло пытается вырваться из толпы, несущей его к автобусу, но «все впихивались и впихивались внутрь, как селедки в бочку».
Лучшим подтверждением искренней озабоченности Холстрома служит тот факт, что, едва это стало возможным, он все-таки метнулся через улицу, ловко проскочив между машинами. Увы, автобус к тому времени уже тронулся. Холстром успел только вдохнуть омерзительный выхлоп.
Добравшись до своего офиса, он сразу же позвонил Симистеру. Трубку сняла секретарь, ответ которой слегка развеял тревоги Холстрома. Какая ирония, учитывая последующие события! Как все было дальше, наиболее подробно можно узнать из рассказа секретаря.
— Я никогда раньше не видела старого брюзгу таким веселым, простите за резкость. Он вошел, сверкая улыбкой, как будто ему только что сообщили что-то дурное о конкурентах, и немедленно принялся болтать и дурачиться. Поэтому, наверное, я так удивилась, когда позвонил тот тип и спросил, все ли у нас хорошо. Теперь-то мне кажется, что начальник и вправду выглядел как-то не так, словно человек, который чудом ускользнул от смерти и безмерно тому радуется.
Так продолжалось все утро. А потом он откинул голову, хохоча над очередной собственной шуткой, схватился за грудь, испустил жуткий вопль, согнулся пополам и упал на пол. Я не могла поверить, что он умер, ведь его губы ничуть не посинели, а щеки оставались румяными, даже слишком румяными, будто он накрасился. Сердце отказало, конечно же. Хотя вы не поверите, сколько страха нагнал на нас тот чокнутый врач, что прибыл по вызову.
Как и сказала секретарь, всему виной было сердце Симистера — так или иначе. Никто не возьмется отрицать, что упомянутый врач оказался не настоящим врачом, а старым и, не исключено, малосведущим распределителем пилюль, пенициллина и морфина, и все его познания заканчивались душем Шарко. Старика вызвали исключительно потому, что его кабинет размещался в том же здании. Когда прибыл лечащий врач Симистера, мгновенно диагностировавший сердечный приступ — что все сразу и заподозрили, разумеется, — наступило всеобщее облегчение; люди принялись поносить на все лады первого доктора, обронившего нечто такое, что побудило окружающих броситься к окнам и открыть их нараспашку.