Ночью, когда в доме сладко пахло молочным мясом, она встала с постели, где Сергей спал рядом с ней, отвернувшись в другую сторону, пошла в хлев. Когда Зайка на нее посмотрела, Галю горячо и насквозь пронзило чувство — есть в жизни что-то, чего не исправишь, с чем придется жить и нести это до конца, и выть, может, иногда, скрипя зубами, стесывая их до корешков, и в конце — в самом конце — благословлять смерть, потому что она пришла, чтобы освободить тебя от этого неисправимого, чтобы дать тебе умереть и, может быть, родиться заново и жить чистой жизнью, в которой всего этого не было.
Галя долго так стояла перед Зайкой, в тишине размазывая что-то невидимое илистое по лицу.
Перед «Аметистом» тормозят белые «жигули». Из них выскакивает Ямов, громко хлопнув дверью.
— Галь! — зовет он, еще поднимаясь по лестнице. — Галь, там рыбаки твою Зайку нашли.
Галя хлопает дверцей прилавка, бежит, ударяясь боками о тесно поставленные холодильники. Сталкивается с Ямовым в дверях. Он останавливается — широкоплечий, низкий, с чересчур развитыми от косьбы руками.
— В водохранилище утонула? — спрашивает Галя, испытующе глядя Ямову в глаза.
— Утонула, — сглотнув, отвечает он.
Галя снимает с себя через голову синий форменный фартук и кладет его на холодильник.
— А магазин не будешь закрывать? — спрашивает Ямов, садясь за руль.
— Пусть берут что хотят, — отвечает Галя и дальше, не отрываясь, смотрит через стекло на село, на сараи, из которых торчат золотом пучки соломы, на картошку, сочно зеленеющую на квадратных огородах, на мотоциклы, прислоненные к стенам низких черных домов.
Галя не плачет и не собирается. Но ей хочется открыть окно и крикнуть: «Берите, люди, что хотите. Не в долг. И сколько вам надо».
— Утопилась она, — косо взглядывает на нее Ямов, как будто опасаясь ее реакции. — Рыбаки видели — сама зашла в воду. — Он молчит, ожидая, что Галя что-нибудь скажет, но она не говорит ничего. — Наверное, чувствовала, что смерть близко, не хотела, чтобы ты видела, — продолжает Ямов, не встречая ее возражений. — Пожалела она тебя… А может, сама зачем-то в воду зашла, коровы ведь глупые. У них — ни мозга, ни души, — буднично, как будто застеснявшись, добавляет он.
Машина выезжает на берег водохранилища, и, увидев лежащую на земле Зайку, Галя трогает плечо Ямова: «Останови».
Она спешит по берегу. И чем отчетливей Галя видит Зайку, тем быстрей становится ее шаг. Когда между ними остается только десять метров, Галя бежит и, добежав, падает на колени перед мертвой коровой. Грубо и хрипло спросив: «Да что же это такое, а?» — она опускает руки на мокрую ляжку Зайки — туда, где рыбацкий багор зацепил ее, вывернул мясо. «Да неужели б я тебя когда зарезала?» — спрашивает Галя и орет. Без стыда и без совести лежа грудью на костлявом боку коровы, она причитает, глядя на воду, и вдруг начинает верить в то, что под водой прямо сейчас лежит самая добрая земля, и черемуха там в цвету стоит сугробом, и земляника краснеет с двух боков сразу, а баба и деда счастливы там, потому что живут еще жизнью на чистом листе.
