91. Вандалы. То, что с появлением больших городов отмечалось как торопливость, нервозность, непостоянство, распространяется теперь как эпидемия, подобно чуме или холере в прежние времена. При этом на поверхность выходят силы, о которых вымуштрованные прохожие XIX века не могли и мечтать. Все беспрестанно должны иметь какую-то цель. Свободное время должно быть израсходовано полностью. Его планируют, используют для разных дел, заполняют посещением всевозможных мероприятий или, по крайней мере, максимально быстрым передвижением с места на место. Торопливость эта накладывает отпечаток и на интеллектуальный труд. Его осуществляют, мучаясь совестью, словно время, на него затрачиваемое, украдено у каких-то срочных, хотя и лишь воображаемых, занятий. Чтобы оправдаться перед самим собой, труд этот принимает торопливый вид – совершаемый под нажимом, он предстает занятием, которое нужно выполнить в самое короткое время и которое препятствует любому осмыслению, то есть самому же себе. Часто это выглядит так, будто интеллектуалы оставляют для истинного своего производства лишь те часы, которые остаются в их распоряжении после выполнения насущных обязанностей, визитов, деловых встреч и неизбежных увеселений. Отвратительным, но в некоторой степени рациональным предстает рост популярности тех, кто умеет выставить себя перед другими столь важным человеком, что он просто обязан всюду присутствовать. Он стилизует свою жизнь с нарочито плохо разыгранным недовольством под один сплошной acte de présence[53]. Радость, с которой он отказывается от одного приглашения, указывая на уже принятое им другое, свидетельствует о его триумфе над конкурентами. Как это, так и частная жизнь или те сферы труда, которые не имеют отношения к производственному процессу, повсеместно повторяют формы этого самого производственного процесса. Вся жизнь должна выглядеть как жизнь профессиональная и за этим сходством скрывать всё, что еще не посвящено непосредственно зарабатыванию денег. Однако проявляющийся в этом страх лишь отражает другой, более глубокий. Бессознательные нервные импульсы, которые за пределами мыслительных процессов согласуют индивидуальное существование с ритмом истории, улавливают надвигающуюся коллективизацию мира. Однако поскольку общество как целое не столько положительно снимает{214} внутри себя единичных людей, сколько спрессовывает их в аморфную и податливую массу, то каждый единичный человек боится поглощения обществом, о котором по опыту знает, что оно неизбежно. Doing things and going places
