67. Непомерность за непомерность. То, что совершили немцы, недоступно пониманию, ибо ужаснейшие преступления действительно кажутся совершёнными скорее как планомерно-слепые и отчужденные террористические меры, нежели спонтанно, ради удовлетворения. По свидетельствам очевидцев, пытали бесстрастно и убивали бесстрастно, и именно поэтому, возможно, сверх всякой меры. Всё же наше сознание, пытаясь противостоять неописуемому, постоянно вынуждено возвращаться к попытке понять всё это, если не хочет субъективно впасть в объективно господствующее безумие. Напрашивается мысль, что ужасные преступления немцев суть нечто вроде превентивной мести. Система кредитования, в которой все расходы, даже завоевание мирового господства, можно покрыть авансами, определяет и действия, которые обрекают эту систему и всю рыночную экономику в целом на гибель – вплоть до самоубийства диктатуры. В концентрационных лагерях и газовых камерах словно разом погасили вексель на гибель Германии. Никто из тех, кто в 1933 году в Берлине был свидетелем первых месяцев национал-социалистического господства, не мог не заметить проявлений смертельной печали, полуосознанного вверения себя злонамеренности, сопровождавшей раззадоренность, факельные шествия и барабанную дробь. Как безысходно звучала самая популярная песня тех месяцев – Народ, к оружию!{175} – под сенью лип на Унтер-ден-Линден. Ожидаемое со дня на день спасение отечества с самого начала имело вид катастрофы, которую репетировали в концлагерях, покуда ликование на улицах заглушало ее предчувствие. Такое предчувствие даже не нужно объяснять коллективным бессознательным, которое, правда, можно счесть достаточно внятно подавшим голос. Положение Германии в соперничестве между империалистическими державами, если мерить имеющимся в наличии сырьем и промышленным потенциалом, было отчаянным как в мирное, так и в военное время. Этого не замечал никто – и знали все. Ввязаться в конкурентную борьбу и идти в ней до конца означало прыгнуть в бездну, но прежде в нее столкнули других, веря, что так могут спастись сами. Шансы национал-социалистического предприятия преодолеть отставание по общему объему производства за счет максимального террора и временнóго преимущества были ничтожны. Скорее, в них верили другие, но не сами немцы, которые не радовались даже завоеванию Парижа. Обретая всё, они одновременно впадали в бешенство, точно те, кому нечего терять. У истоков немецкого империализма стоит
