В лице игуменьи что-то неуловимо изменилось, но оно по-прежнему оставалось приветливым.
— О каком же праве идет речь? — мягко спросил настоятельница.
Софи понемногу успокаивалась. Раз ее не убили сразу, значит, шанс договориться все еще остается.
— Я вдова и законная наследница Петера Ласмэ, — как можно увереннее произнесла она. — К сожалению, мой горячо любимый супруг неделю назад скончался. — Тут прекрасная блондинка на всякий случай скорбно потупила взор.
— Сочувствую вашему горю.— Голос настоятельницы звучал ровно. — Да упокоится душа его с миром. Ваш приход как-то связан с его кончиной?
— А вы не догадываетесь?
— Нет.
Ответ прозвучал так бесхитростно, просто, что только врожденный авантюризм и годы испытаний позволили полячке остаться невозмутимой.
— Как же так, — она попробовала улыбнуться, — вы храните его имущество и не понимаете, зачем я здесь?
— Простите, чье имущество мы храним?
— Петера Ласмэ, конечно.
— Странно. Я впервые слышу это имя.
Внутри разливалось нехорошее тепло. Такой ответ мог означать только две вещи: либо монашки не собираются ничего возвращать — раз владелец умер, значит, и говорить не о чем, либо... Либо Петер солгал ей. Бог ведает зачем, но в любом случае сейчас следовало как-то выходить из сложившейся ситуации.
Молодая вдова достала из сумочки крошечный кружевной платок, аккуратно промокнула слезки.
— Матушка, признаться, я немного растеряна... — Она по привычке спрятала платочек за вырез выдающейся во всех смыслах груди. — Простите, здесь немного душновато...
Настоятельница кинула взгляд в сторону распахнутого настежь окна, но ничего не сказала.
— ...Я понимаю, со стороны может показаться, что я пришла сюда, в эти святые стены, с корыстными намерениями, но поверьте, я бы никогда не осмелилась. И если бы не обещание, данное мною моему любимому супругу пред самой его кончиной... — Голос задрожал. — Петер, да пребудет его душа в раю, хотел, чтобы я построила приют для обездоленных и несчастных детей, открыла для них бесплатную школу и больницу... Но вы же понимаете, столь грандиозный проект требует не менее грандиозных капиталовложений, и лишь поэтому я здесь. Лично мне ничего не нужно. Вы понимаете меня?
Вдова начинала нервничать: игуменья молчала, ее лицо, обрамленное черной материей, оставалось суровым и непроницаемым, и можно было только догадываться, что на самом деле стоит за этой сдержанностью — простая жадность или искреннее непонимание происходящего.
