Воспоминание об этом моменте навсегда врезалось в мою память. Была зима, я вовлек эту девушку в разговор наедине (обычный трюк «мы с тобой лучшие друзья Слейда»). Мы сидели у камина. Всполохи пламени порождали загадочные отблески в ее темных глазах и вызывали обманчивый румянец на щеках. Она ответила шепотом, почти благоговейно:
— Да.
Выйдя на улицу, я удовлетворенно улыбнулся. Это был финальный триумф. Я на всю жизнь обеспечил Слейда спутницей, которая будет, как зеркало, отражать все его настроения, доводя их до почти невыносимой концентрации. Мне оставалось лишь ждать неизбежных последствий.
Худшие печали еще впереди. Мне ли не знать — человеку, заложившему взрывчатку и поджегшему бикфордов шнур.
Сейчас Слейд работает в страховой конторе. С виду он неплохо справляется последний десяток лет, но два ящика его письменного стола и большая картонная коробка заполнены ненавистными ему словесными почеркушками. Он хранит все это в офисе, с тех пор как жена обнаружила собранные им образчики его автоматического письма, пришла в молитвенный восторг, сочла их творческим материалом — «Тут ведь целые рассказы, Дик!» — погрузилась в них и настояла на том, чтобы все прочитать.
Слейд в большом замешательстве. Его бесплодный идеализм болит, словно тяжелая рана, а жена холит и лелеет его изо всех сил. Я развлекаю себя идеей вскружить Дикки голову чувственными наслаждениями. Слейд с любовницей — восхитительная вышла бы комедия. А еще я мог бы — через любовницу? — заразить его желанием сделать большие деньги. Естественно, у него ничего не выйдет, но в попытках он проведет несколько мучительных лет. О, перспективы беспредельны.
Рано или поздно все перспективы, какими бы многообещающими они сейчас ни казались, могут исчерпать себя. В этом случае я убью Слейда. Но возможно, это случится через много лет. Мои способности изобретать все новые и все более причудливые пытки для Слейда кажутся безграничными.
Я спрашиваю себя, почему так? Почему из всех людей в мире я ненавижу и презираю именно Ричарда Слейда?
Может, Слейд первым сделал мне какую-то гадость, но воспоминание об этом не сохранилось в моей памяти? Или я просто страдаю мономанией? Может, мир — это мой ад, а Слейд — моя кара?
Или… Да, наверное, так и есть… Все прошедшие годы я упускал эту мысль из-за ее очевидности. Возможно, я ненавижу Слейда просто потому, что он ненавидит меня, потому, что он преследует, подставляет и терзает меня, сколько я помню, потому, что он сделал все, что в его силах, чтобы разрушить мою жизнь, и потому, что он подбросил сухую ветку, чтобы я споткнулся в темноте и разбил мой телескоп.
