Мятеж закончился пшиком. Никто из учеников не решился восстать против Карсуэлла в одиночку, хотя все и были рады оправданию за несделанную домашку. Естественно, Дика обозвали предателем, несколько ребят затеяли с ним драки, которые он проиграл, зная, что провинился. Этот удар по своей гордости он так и не забыл.
К тому времени, когда мы поступили в колледж, я отточил мои пыточные методы до совершенства. Первым делом отправился к преподавателям Дика и каждому сообщил примерно следующее: «Ричарда Слейда чрезвычайно интересует ваш предмет. Возможно, он станет делом его жизни. Дикки очень многообещающий студент, заслуживающий особого внимания».
Естественно, они почувствовали себя польщенными, и это отразилось на их отношении к Слейду. Через несколько месяцев я нанес преподавателям второй визит. Я сказал: «Теперь я понимаю, что ошибался. На самом деле ваш предмет Ричарду Слейду неинтересен. Он принял временное увлечение за неодолимую интеллектуальную одержимость. Трудно сказать, в какой сфере лежат его истинные интересы. Возможно, у него нет способностей вообще ни к чему».
Бедолага Дик не мог понять причин внезапного охлаждения к нему преподавателей, хотя, к моей радости, это его глубоко ранило.
В итоге (какая изумительная ирония!) он посвятил себя психологии, из курса которой у него не осталось никаких реальных знаний, кроме обрывков информации вроде такого: «автоматическое письмо в некоторых отношениях эквивалентно бессознательному выписыванию слов».
Его привычка рассеянно черкать на бумаге с годами усилилась. Это навязчивое состояние вызвало краткий всплеск интереса в классе по экспериментальной психологии и подверглось поверхностному изучению. Ничего нового Дик не узнал, но взял за правило сохранять образчики своего автоматического письма, обычно даже на них не глядя, поскольку в дальнейшем он возненавидел свой «дикий талант», периодически включавшийся, даже когда он спал.
В тот период я не особо издевался над Слейдом — это было частью моего плана по усыплению его бдительности. «Следует избегать преждевременных встрясок и поспешных шагов, — повторял я себе. — Он должен жить в иллюзии, что плывет в сонном, спокойном потоке, пока я не поймаю свою рыбку на крючок на жучок под каток разорву кровоток вырву нитку кишок а потом в котелок и налью кипяток бедный мой дурачок ты не видишь снасть и не чуешь власть как пошла мне масть тут тебе пропасть покуражусь всласть нагнетая страсть нагнетая ненависть к девушкам с девушками с девушками».
