— Да вы что навалились? — Дзюба бегал глазами, искал поддержки. Тут в казарму вошел Званцев.
— Что за шум, а драки нет?
Узнав, в чем дело, он взял из рук Дзюбы газету, вслух прочитал статью о передовом трактористе.
— Ну что ж, брат у вас, Дзюба, очень хороший. Таким можно гордиться. А на товарищей не обижайтесь, они правы.
— Я понимаю…
Плечи у ефрейтора Дзюбы опустились, и весь он как-то завял и потускнел. Рассеянно свернув газету, сунул ее в карман.
Казалось бы, что этот случай должен был послужить для заместителя по политчасти подходящим поводом к тому, чтобы вызвать Дзюбу к себе в кабинет и побеседовать с ним, как говорится, по душам. Бери, мол, пример с брата, выполняй свой долг так же честно и добросовестно. Однако никаких нравоучений ефрейтору Званцев на этот раз не стал читать. Чутье подсказало ему, что критика со стороны товарищей заставит Дзюбу задуматься. Возможно, он сам придет к замполиту со своими тревожными мыслями.
Так оно и случилось. Как-то вечером, когда Званцев перелистывал свежий номер «Пропагандиста и агитатора Советской Армии», Дзюба предстал пред ним. Как бы не замечая лихорадочного блеска в его цыганских глазах и продолжая листать журнал, старший лейтенант предложил Дзюбе сесть. Тот некоторое время молча наблюдал за страницами журнала, шуршащими под пальцами офицера, и вдруг заговорил горячо и сбивчиво. Он понимает, какое мнение сложилось о нем, ефрейторе Дзюбе. Но ведь трудно, ой, как трудно перебороть свою натуру! Иной раз и сам не заметишь, как очутишься в самоволке, накуролесишь… Взяться бы за какое-нибудь звонкое дело, чтобы всего тебя захватило…
В тот раз и посоветовал ему старший лейтенант Званцев заняться рационализацией.
Несколько дней Дзюба тихонько насвистывал грустные мотивы и все прицеливался глазом то к дизелю, то к автомашине, то к заправочной будке: нельзя ли что-нибудь переделать, усовершенствовать? Как назло, ничего путного в голову не приходило. Рядовой Марченко, решивший, что ефрейтор тоскует по увольнительной из военного городка, похлопал его по плечу:
— Не огорчайся, Виктор, мы еще погуляем.
— Я не огорчаюсь, у меня другое…
— Что же?
Дзюба рассказал о своем разговоре с замполитом, о своих тщетных потугах что-то изобрести, рационализировать. Марченко рассмеялся:
— Чудак ты!.. Все изобретатели лысые. И ты хочешь полысеть?
Дзюба невольно подумал тогда: эх, выкинуть бы все эти мысли из головы да махнуть вместе с Марченко в соседний поселок! Так бы и погас хороший огонек в его сердце, если б не старший лейтенант Званцев.
