Пейзаж был серенький, но никто не мог бы назвать его грустным. Картина дышала весной, радостным ожиданием солнца, которое должно вот-вот пробиться сквозь тучи.
— Живописью увлекаетесь? — осторожно кашлянув, спросил Званцев.
Солдат вздрогнул и проворно вскочил на ноги. Он оказался совсем маленького роста. Глаза у него были черные, навыкате.
— Так точно, товарищ старший лейтенант! Мое любимое занятие. По должности я планшетист, работал в ночной смене. Товарищи еще спят, а я… тоже вот отдыхаю.
— У вас получается совсем неплохо, — похвалил Алексей. — Вы что же, учились живописи?
— Окончил художественный техникум.
— Удивительно, как вас в полковой клуб не забрали!
— Не знают, потому и не забрали. Я просил майора Лыкова, чтобы он не сообщал обо мне старшему начальству.
— Но почему же?
— Там для души ничего не сделаешь. Заставят писать лозунги разные…
— Лозунги тоже нужны.
— Я понимаю, товарищ старший лейтенант…
— Для оформления своего ротного клуба ничего не писали?
— Как же, писал! Для клуба картины писал, для столовой. Приходилось и копировать, но больше старался с натуры.
— А ну-ка идемте в клуб, покажите свои произведения.
Солдатский клуб помещался под одной крышей с казармой. Он приятно удивил Званцева: для личного состава одной роты такой клуб — просто роскошь! Правда, зрительный зал с рядами простых скамеек узковат, но и солдат не так уж много. Зато фойе клуба довольно просторное. Здесь-то и находилась большая часть полотен рядового Гуревича.
К каждой картине Гуревич давал пояснения. Робость солдата перед незнакомым офицером (он сразу догадался, что это новый замполит) прошла, но держался он пока настороженно.
— На этой картине, товарищ старший лейтенант, показаны планшетисты за работой. Обратите внимание: тот, что в наушниках и с карандашом в руке, соединяет точки двух координат воздушной цели. А вот эту картину я назвал «Радостная весть». Видите, солдат читает письмо, а лицо у него такое довольное…
— Как фамилия этого солдата с письмом?
— Разве это имеет значение?.. Марченко его фамилия, шофером на газике работает.
— Марченко? Это не тот ли, который на вокзале в Долгово скандал учинил?
— Да, тот самый… А что, разве я плохо сделал, что нарисовал его?
Узкая белая рука рядового Гуревича нервно теребила клапан на кармане гимнастерки.
— Что нарисовали вы рядового Марченко, беды нет, — успокоил его Званцев, — но лучше б написать портрет дисциплинированного солдата. У вас Доска отличников есть?
