Когда Лизка оборачивается назад в свое детство, она видит только луга, словно больше и не было ничего, одни луга, разлившиеся зеленым морем.
Стала Лизка круглее в плечах, волосы заплетает в одну косу, и улыбка у нее выходит строгая — едва-едва вздрагивают уголки губ.
Проносится Лизка по лугам к Большому озеру, коса летит по ветру. Оглядывается по сторонам — боязно одной, а раньше не боялась, и скидывает платье. Долго стоит на солнце, осматривает себя и точно вся наполняется солнцем, светится. Вдруг вскрикивает отчего-то и плашмя падает в воду. Ныряет в черную глубь, шумно отплескивается, выбиваясь наружу — чудится, что кто-то ходит по дну озера.
Отжимает Лизка волосы, натягивает на влажное тело платье и идет собирать голубику по берегу, поет.
Снова купается.
Вылезла из воды, отдышалась и вздрогнула — в кустах шиповника сидел Ванька и, выпучив глаза, испуганно глядел на нее — лицо красное, веснушек даже не видно.
Завизжала Лизка, закрылась платьем и бежать — только пятки замелькали. А Ванька кричал что-то в спину, и голос его летел вслед, ударял Лизку по ногам.
И так хорошо стало Лизке оттого, что Ванька следил за ней, что в груди собралось столько воздуху, даже не передохнешь, и сердце колотится.
Вбежала в избу, схватила ведра и к колодцу.
Любила Лизка идти по деревне, неся на плечах коромысло с полными ведрами — словно золото несет, не уронит ни капли, ставит голень к голени и стройная плывет куда-то, и не скажешь, что в ведрах обыкновенная колодезная вода, пахнущая землей и травой.
Только иногда вечером, когда Лизка скользит быстрой иглой, вышивая себе кофточку гладким крестиком, стукнет в окошко Сонька, позовет:
— Пойдем, Косюка, у бревна потанцуем…
Кольнет где-то глубоко-глубоко в самое сердце — «косюка», ответит тихо:
— В другой раз, Соня. — И слушает, как зазывает гармонь, растекаясь по черным улицам деревни. Опять скользит иглой Лизка, а сама будто там, у крупного бревна, рядом с Ванькой сидит и тоже поет.
А Ванька танцует с Сонькой, тяжело переступает ногами, потеет спиной и шумно дышит.
— Медведь, все туфли оттоптал, — смеется Сонька. Она ленту вплетает в волосы, чтоб «покрасивше» быть и пояском затягивается, чтоб постройней.
Махнет Ванька рукой:
— Пойду я… Не умею.
— По-эт… — язвит Сонька. — Ты бы про меня чего-нибудь сочинил. Иль не хочешь?
— Отчего. Могу.
Ванька спускается к озеру, закуривает, обжигая пальцы спичкой, и долго о чем-то думает, шепчет. Потом, разом поднявшись, идет к дому, усаживается за стол и царапает пером:
