В библиотеке князя уже в 1820 году насчитывалось 15 тысяч томов. У него были основания утверждать: «Моя библиотека содержит в себе весь мир»[55]. К концу жизни князя количество книг в его библиотеке удвоилось. Жена правнука канцлера княгиня Татьяна Меттерних могла непосредственно познакомиться с впечатляющим наследием знаменитого предка, сконцентрированным в музее замка Кёнигсварт. «Его терпение и работоспособность, — пишет о прадеде своего мужа княгиня, — были, по-видимому, столь же ошеломляющими, как и широта и многосторонность его интересов. В музее содержалась Библьиотека с тридцатью тысячами великолепно переплетенных книг, многие снабжены замечаниями, сделанными его рукой, и книги эти касаются любой из мыслимых областей знаний, включая естествознание, историю и археологию»[56]. О его образе жизни, не боясь преувеличения, можно сказать: ни дня без строчки, ни дня без книги. Ему было о чем разговаривать и с Гете, и с Бальзаком.
Этому довольно прозаическому и прагматичному человеку была не чужда сентиментальность, которая особенно проявилась в его отношении к музыке. Она доставляла князю наслаждение, родственное чувственному, нередко вызывая слезы. Меттерних сам любил музицировать в качестве исполнителя и дирижера в любительских концертах. Явное предпочтение он отдавал итальянским композиторам. Немецкая музыка, в том числе бетховенская, не вызывала у него отклика, казалась ему грубоватой. Особенно он ценил искусство пения, и его сердце было безоговорочно отдано бельканто. У канцлера находилось время, чтобы поддерживать контакты с некоторыми композиторами. Одно из последних его писем (11 апреля 1859 г.) было адресовано его любимому Дж. Россини. «Мир нуждается в гармонии», — писал князь. «Вы не имеете права молчать»[57], — убеждал он оставившего творческую деятельность музыканта и приглашал его в гости в Йоханнисберг. В салоне Меттерниха давали концерты Паганини, Лист, Тальберг. Находившегося в изгнании старого князя навещал «король вальса» И. Штраус. С человеческой точки зрения Меттерних ставил артистов выше ученых: «Хотя с головой у них бывает не все в порядке, зато у них доброе сердце. Что же касается ученых, то у них дело обстоит наоборот»[58].
При всей многогранности его личности Меттерних интересен прежде всего как дипломат, политический деятель. Довольно быстро политика поглотила его, стала его жизнью. Вряд ли можно согласиться даже с таким авторитетным ученым, как Г. фон Србик, по мнению которого, Меттерниху был присущ внутренний дуализм: между государственным деятелем и частным человеком. У него не было такого неутолимого честолюбия, как у Наполеона, такой железной воли, как у Бисмарка. В отличие от «самых великих людей», чья жизнь заполнена общественной деятельностью, Меттерних, как подчеркивал Србик, любил предаваться наслаждениям или находить удовольствие в семейном кругу. «Эти две половины его жизни никогда полностью не смыкались»
