Мне показалось, что он улыбнулся. Рыба, чёртова улыбающаяся рыба.
– Кто знает. Правда, ложь… Я так любил путать, в том числе самого себя, что получал удовольствие от любого предсказания. Мне даже не надо было наблюдать за последствиями…
Ненастоящий дядя замолчал. Я знал, что он сейчас сделает: опустит веки.
– Скажи мне! Мне надо знать!
– Что это изменит? – бесцветным голосом произнёс он.
Я открыл и закрыл рот, открыл и закрыл. Другая рыба, умирающая на берегу.
– Ты ждёшь чего-то ещё? – спросил Ненастоящий дядя и закрыл глаза.
Я смотрел на его руки, которые он положил на столешницу. Они были старыми, очень старыми.
– Новых предсказаний, – кивнул он. – Их не будет. Ничего не будет. – Он помедлил, словно решал, закончил со мной или нет. – И этого всего не было бы, не заговори ты со мной тогда, в крепости.
Я почувствовал, что задыхаюсь.
– Ты… ты реален?
– Для тех, кто сказал мне хоть слово, – да.
В глазах потемнело. Сердце замерло, отдавая болью в левую руку, качнуло, снова замерло. Я достал из кармана пиджака пластиковый футлярчик, открыл его и поднёс к пересохшим губам. Таблетку, способную совладать с прыгнувшим давлением, я выловил языком.
Сказал ли Макс, крутил я в голове лихорадочную мысль, сказал ли Макс что-то Ненастоящему дяде… тогда… в крепости?..
Я вспомнил: сказал. «Здрасте!» А существо ответило: «Здравствуй, мальчик».
* * *
Последнее воспоминание перед расставанием:
Я лежу на правой половине постели и смотрю на сына. Я боюсь его коснуться, поцеловать. Серый силуэт между мной и Мариной. Я боюсь ещё одного тёплого воспоминания. Я думаю только о Максе, на Марину почти не остаётся сил. Я буду безумно скучать по ним обоим, но без него, без моего маленького человечка, я буду умирать каждый день.
Я лежу так до самого утра, смотрю, как он спит, как ворочается и причмокивает губами, а потом беру Макса на руки и переношу в детскую.
А затем ухожу.
Лучше бы мы расстались со слезами, с взаимными обидами… но так… с сердцем, истекающим любовью…
* * *
В дверной проём вбежал светловолосый мальчик, следом, копаясь в телефоне, зашла его мамаша.
– Мама, это призрак? – спросил паренёк. Ему было не больше трёх.
Женщина приподняла на лоб гид-очки, глянула на меня с тревогой и неприязнью, взяла ребёнка за плечи и вывела из помещения.
Мне хотелось, чтобы она не увидела меня, как не увидела Ненастоящего дядю. Я хотел и вправду стать призраком, обманом, небылицей.
Я повернул голову – стул по другую сторону стола был пуст. Ненастоящий дядя исчез.
