За окном на разрешенной скорости проползали здания по Малому проспекту.
– Куда теперь? – отрывисто спросила Фолк.
Дэниел принял задумчивый вид, и лицо девушки передернула неласковая гримаска.
– Любопытно, – хмыкнул Лофтин, – куда ты меня сейчас послала?
– Далеко, – буркнула Синтия.
– Я так и понял. Налево, налево!
«Хонда», недовольно подвывая мотором, свернула на Гаванскую.
– Можно тебя покоробить нескромным вопросом, Синти?
– Можно, – обронила Фолк.
– О, ты дозволяешь? – развлекался вице-консул.
Машина чуть дернулась, качнувшись в сторону.
– А какая разница? Все равно ж задашь!
– Да, я такой… – вздохнул Дэниел. – С кем ты спишь?
– С медвежонком Тэдди!
– Печально… – пригорюнился Лофтин и тем же нарочитым тоном сказал: – Все внимание на подворотню тридцатого дома! Ну?!
Фолк замерла, закаменела, таращась на шестиэтажную домину.
– Буква «Эйч»! – пискнула она.
– Русская буква «Эн», – поправил ее Дэниел. – Сигнал изъятия. Молодец Немо, быстро управился… И ты молодец, сняла сигнал.
– Так ты для этого меня выводил? – Синий взгляд Синти испепелял, выдавая легкое бешенство.
– Не только. – Вице-консул улыбнулся как можно лучезарней. – Еще я хотел подложить тебе в постель медвежонка Дэнни…
Фолк выжала педаль. «Хонда» рванулась вперед, бросая Лофтина на спинку сиденья. Дэн клацнул зубами.
– Ах, я такая неловкая! – Водительница изобразила крайнюю степень огорчения.
– Бывает… – Лофтин озабоченно возил языком по резцам: не отбита ли эмаль?
Глаза Синти сияли.
Тот же день, позднее утро
Москва, Сретенка
Я почему-то думал, что везут меня на Лубянку. Даже интересно стало – увижу знаменитые застенки! Это я себя так подбадривал…
А «Чайка», крутанувшись по площади Дзержинского, покатила дальше. Сворачивала, ныряла в пустынные переулки, кружила по улицам, пока не выкатилась на Сретенку.
У ничем не примечательного дома мы остановились, и молодой мужчина, чуть развернувшись с переднего сиденья, сказал ровным голосом:
– Лифтом на четвертый этаж. Там вас ждут.
– Спасибо, – бросил я, выбираясь.
Похоже, и у подъезда меня тоже ждали – крепкий парнишка в меховой куртке покуривал сигаретку, щурясь на негреющем февральском солнце. Я специально не сводил с него глаз, пока шагал к дверям, но тот смотрел куда угодно, только не на меня. Школа!
Гулкий подъезд полнился тишиной. Кабина лифта открыта, ждет… Я вошел, пол чуток спружинил. Жмем кнопку «4».
Дверцы, повизгивая, сошлись, разбавляя безмолвие, и лифт потянуло вверх. Улыбка изогнула мои губы: а ведь это тоже признак волнения – замечать всякие мелочи, рассеивая внимание, лишь бы не сосредотачиваться на главном.
