«Самовольно выходить из игры…» — несколько секунд Ваня смаковал эту фразу. Неожиданно она осознал, что эта мысль возможно гораздо более глубокая и всеобъемлющая, чем казалась сначала. Как же Хёйзинга определял человека? Homo ludens — человек играющий. По мнению Хёйзенги, тяга, потребность в игре одно из определяющих, фундаментальных свойств человека. Но игра и является игрой, когда можно из нее выйти в любой момент. И что же тогда получается? Если ты не можешь выйти из игры? Если не можешь ее остановить по собственному желанию, то ты перестаешь быть человеком, а становишься безвольным, бесправным рабом, вынужденным влачить жалкое существование… В развитых странах высокооплачиваемая работа — это игра, которую ты можешь остановить в любой момент. Выйти. Перезагрузиться. Начать все сначала. А у нас? В нашей обычной серой жизни? Ведь все точно также, как в этом треклятом Рояльнике… Мы не можем остановиться и выйти из этой бесконечной игры. Ни у кого из нас нет ни резервов, ни возможностей. Любая остановка, любой сбой сразу выбрасывает нас из состояния благородной бедности в беспросветную нищету.
Ваня неожиданно вспомнил отца и на его скулах заиграли желваки.
Для нас это не игра… Для нас все всерьез… Мы платим своей кровью, своей болью и своей жизнью. И все это лишь ради того, чтобы золотая скотина, родившаяся с серебрянной ложкой во рту (или куда они там себе ложки запихивают?) могла весело провести субботний вечер, а корпорации — положить в свои бездонные карманы еще несколько криптобаксов.
И никто не хочет ничего менять. Потому что пресыщенных уродов, создавших эту игру и эту систему, устраивает текущее положение дел. Им не нужны новые игроки и конкуренты. Им нужны лишь безвольные и беззащитные рабы.
Ваня ощутил, как в груди загорается яростный огонь. Он снова обернулся на девушек, идущих позади, и сердце его заныло. Такие красивые, нежные и беззащитные, неужели они обречены рано или поздно стать простой игрушкой в грязных лапах этих ублюдков?.. Нет! Никогда! Ваня почувствовал, как деревенеют его скулы. Пока он может драться и дышать, он не допустит этого!
— Ну, чего уставился, — устало выдавила Ната, оправляя зацепившийся за ветку подол короткого платья.
Ваня отвернулся и поправил лямки рюкзака.
Вдруг совсем рядом слева раздался выстрел. Все как по команде бросились на землю. «Да… боль — лучший учитель…» — мелькнула короткая мысль. Ванин взгляд невольно скользнул на часы. Осталось двенадцать врагов. Одним меньше. Это хорошо!
